in you!
самое неблагодарное дело - выуживать драбблы из асечных тредов >:C""
пришло лето - пришло время тварчества по нашему персональному с Коуд фандому
если она позволит, я даже запилю дико прекрасные иллюстрации ее авторства >:з
с какого-то хрена нам в голову взбрело сделать АУшку в стиле типичных американских школ. донт аск
под катом парочка геев, намеки на мужиков в чулках, несколько матюков, но в основном все очень мило ЛЮБОВЬ ДРУЖБА ОСОМ
I
Снегирь подскочил на месте, когда рядом с ним на скамью рухнул Тигр. Поднос Тигра приземлился следом, да с такой беспечной силой, что бутылка газировки качнулась и завалилась на бок, чудом не потеряв крышку.
Снегирь протянул осторожно руку и поставил бутылку так, как положено. Потом посмотрел на Тигра, рожа у которого была довольная, но разукрашенная большим некрасивым синяком и парой сухих ссадин.
- Опять Медведь? – спросил Снегирь тихо и без особого аппетита вгрызся в свое яблоко. На подносе у Тигра разнообразие было не гуще: помимо бутылки с газировкой там стояла только плошка с невнятным салатом, состоявшим на девяносто процентов из кукурузы и петрушки.
- Ага, - откликнулся Тигр жизнерадостным голосом и повертел головой, кого-то высматривая за столиками. На самой середине ланча в кафетерии было не протолкнуться, и он довольно быстро оставил это занятие, схватившись с энтузиазмом за газировку.
Снегирь сначала неловко помолчал, а потом оторвал от яблока черенок и уложил на поднос.
- Это членовредительство.
Часть газировки спустилась Тигру по шее за ворот футболки, и он смачно вытер губы ладонью, пока обдумывал высказывание Снегиря.
- Тут все просто, - сказал Тигр и улыбнулся чудаковатой улыбкой фокусника, которого раскрыли на шарлатанстве. – Он мой лучший друг, а я – его. Если ему хреново и все такое, не станет же он бить Синицу или тебя? А то ты будто не знаешь, что людям вроде Кохаба ярость свою выплескивать проще через этот, как его… точильный контакт.
- Тактильный, - поправил Снегирь машинально.
- Да, тактильный, - Тигр замолчал, повертел в руке бутылку, потом потрогал себя за липкую шею и уставился на пальцы с явным удивлением. – Я ему типа помогаю. И меня это нисколько не угня… огне… не парит, короче. Мы же друзья.
Снегирь посмотрел на него очень тоскливо.
- Он бы ради тебя такое не сделал, ты же знаешь.
- Ты не прав, - откликнулся Тигр весело. – Зато он всегда извиняется… Вон, кстати, и Кохаб. Сейчас воочию увидишь воссоединение душевного спокойствия моего доброго друга!
Когда к их столику протиснулся Медведь, Снегирь автоматически втянул голову в плечи и вцепился пальцами в края подноса. Медведь удостоил его только скользким задумчивым взглядом, а сам поставил перед Тигром маленькую картонную упаковку с шоколадным молоком. Потом он засунул руки в карманы и, вертя головой, наверное, в поисках Синицы, пошел прочь.
- Эй, Кохаб! – завопил ему вслед Тигр с неописуемо счастливой рожей, даже вскочив со своего места и отчего-то размахивая рукой. – Ты же знаешь, что я не люблю шоколадное!
Медведь оглянулся на него через плечо.
- Знаю, - подтвердил он. – И фиг бы с тобой.
Снегирь задумчиво проследил за Медведем глазами, прежде чем снова повернуться к до одурения радостному Тигру, сжимающему в руках свой презент.
- Вот видишь, - сказал Тигр гордо. – Извинился же!
Снегирь только вздохнул.
II
К счастью, Шай был научен горьким опытом достаточно для того, чтобы никак не отреагировать, когда в верхнюю створку его вертикально раскрывающегося окна ударил маленький камушек.
Ему хватило пары секунд, чтобы сообразить, кто это был и что это могло значить. А потом Шай, скрепя сердце, завалился обратно на аккуратно прибранную кровать, почти накрыв голову донельзя занудным учебником.
То, что ночной гость вполне способен залепить к нему в окно средних размеров полоской бордюрного кирпича, если, конечно, сможет ее поднять, пришло в голову Шая слишком поздно – как раз тогда, когда Готи и Кимбра, надрывающиеся из колонок, перешли к драматичному припеву.
Спохватиться Шай так и не успел. Он сел на краю кровати, откладывая учебник в сторону, как раз в тот момент, когда смуглые руки пришельца перевесились через его подоконник, ловко проникнув в щель между створками окна.
Шай замер со смешанными ощущениями. С одной стороны, он ощущал себя как потенциальная жертва сексуального насилия.
С другой стороны, это ощущение даже добавляло ему некую радостную… искорку.
С приглушенным ругательством вторженец-Кошка стукнулся затылком об оконную створку, мигнул глазами, послав Шаю полный бестактного жара взгляд, а потом с истинно кошачьим упорством принялся вкручиваться в щель, протиснувшись сначала по шею, потом по плечи, потом – по пояс…
Бесстрастно наблюдая за этими акробатическими этюдами, Шай успел подойти к письменному столу с раскрытым ноутбуком и прикрутить колесико звука на колонках. Готи быстро заткнулся, и атмосфера стала несколько более напряженной.
Каким-то чудом Кошка не рухнул мешком на пол, а быстро собрал себя в оформленную кучу и распрямился, стоя у подоконника и хищно раздувая ноздри.
Кошка и так был местным оборванцем, таскал на себе какие-то некогда довольно дорогие, но исполосованные во всех местах тряпки, однажды заявившись на биологию в майке, сквозь один из разрезов которой просвечивал его темный сосок. Когда профессор, чуть не лишившись сознания, отчитывал его за «похабный вид», Шай предпочел спрятать лицо напротив деревянного лика своей парты.
Нынешнее одеяние Кошки щедро пестрело пучками листьев и сухих веток, которые, очевидно, зацепились за него, когда Кошка проявлял чудеса альпинизма, карабкаясь к козырьку крыши под окном Шая по растущей рядом яблоне. На его руке розовели светлые царапины в тех местах, где яблоня явно воспротивилась вторжению.
Шай сглотнул, едва заметно. От частого дыхания у Кошки сильно поднималась и опускалась грудь, на его резко безумном лице сияла широкая клыкастая усмешка.
- Гормоны! – гаркнул Кошка и, сняв со своего плеча веточку с пышными яблоневыми листьями, выбросил ее за окно. – Во всем виноваты гормоны, гребать-копать.
Шай поводил пальцами по краю письменного стола, куда-то нужно было деть это движение.
- В чем, - поинтересовался он осторожно, - они виноваты?
Кошка тряхнул головой и сделал пару угрожающих скачков по направлению к Шаю. Отследить за его дальнейшими перемещениями оказалось трудновато: Кошка уселся на задницу на Шаеву кровать, моментально сбив в складки покрывало, и дернул Шая на себя.
Сначала Шай хотел рявкнуть, что плечевой сустав легко может выскользнуть из суставной сумки, и тогда Шай изобьет Кошку до полусмерти, после вправления сустава, разумеется. Потом он устыдился, поняв, что прочел слишком много биологии на ночь, и об этом лучше умолчать.
Потом Кошка схватил его за затылок обеими руками, как будто хотел расплющить ему голову, и, вывернув все тело, рухнул на кровать спиной, утаскивая Шая за собой. Они едва не стукнулись зубами, и у Шая от резкой перемены позы закружилась голова. В плане пихания разнообразных вещей в разнообразные отверстия Кошка не знал ни меры, ни пощады. Это относилось и к монеткам в школьном автомате со снэками, и к его языку во рту у Шая, и к…
Потом Кошка дернул спортивные штаны Шая за шнурок и молниеносно запустил туда руку.
- В этом, - заявил он горячо, отстраняясь от Шая, которому стало трудновато фокусировать на нем расплывчатый взгляд, - и виноваты.
Из-за этих тяжелых копошений под матрасом заскрипели пружины. Отвертевшись от голодного поцелуя Кошки, Шай предупредительно вставил:
- Сегодня – только петтинг.
- Чего?! – Кошка расширил бледные, возбужденные глаза, схватил Шая за плечи. – Сраный бублик, опять только тереться?! Да ты не офигел как баба говорить, целку я тебе давно сло…
Шай предусмотрительно зажал ему рот ладонью. И продолжил, стараясь не отводить взгляда от Кошкиных переполненных всеми кострами лета зрачков:
- У меня экзамен завтра.
Когда Кошка перестал извиваться, чтобы цапнуть Шая за ладонь зубами, тот убрал руку.
- Но я хочу тебя выебать, - отрезал Кошка протестующе. – Или ты меня выеби, мне параллельно, знаешь.
Шай вздохнул и отполз от Кошки, садясь на кровати, подложив под себя ноги. Кошка тоже мигом распрямился и воткнулся носом Шаю в нос, заурчал, влажно лизнул его в губы.
- Это не сегодня, - сказал Шай. – Вот когда сдам – тогда и…
- Тогда, - Кошка бросился на него плотоядным ударом, увалил на обе лопатки, навис сверху, - будешь делать все, что я скажу. Сядешь верхом, как бабы в порно. А потом я тебя раком трахну. А то еще, знаешь, в участке спизжу наручники, настоящие, железные, и никуда тебе, детка, от меня не деться…
Кажется, Шай хотел что-то сказать, но слова не поместились у него в горле, и он сделал неловкую попытку проглотить их.
Пальцы Кошки скользнули по рукам Шая, от плеч к локтям и к запястьям, распрямляя их и прижимая к матрасу за Шаевой головой. С какой-то изуверской любовью, к которой Шай начал привыкать с того самого дня, когда Кошка впервые отсосал ему, демонстрируя, как здорово он умеет справляться со рвотным рефлексом… Но это было совсем другое воспоминание.
Кошка засмеялся низким, растрепанным смехом перед тем, как ткнуться губами Шаю в ухо:
- Я тебя вылижу с ног до головы. Обездвижу – а потом вылижу. За сраный твой петтинг, любовь моя!..
В паху у Шая затянуло сладко и сильно. Маскулинности тощему Кошке было не занимать. И хотя Шай не был уверен, что решение потереться немножко друг об друга, чтобы снять напряжение, не перерастет в полный крест на всей его учебной подготовке, он внезапно решил – к черту все. И сам потянулся к Кошке, кусая его за шею.
Это его решение было принято на ура. Впрочем, в Кошке Шай никогда не сомневался.
III
Проснулся Медведь от вопроса.
Точнее, последние тридцать минут он и не думал спать, но ни руки, ни ноги его не слушались, поэтому лежал он смиренно и тихо, ожидая того часа, когда вновь сможет двигаться.
- Эй, - заглянули к нему в лицо откуда-то справа, - я к тебе обращаюсь.
Голос был знакомым, что не могло не радовать. Яростно скосив глаза на звук, Медведь увидел Синицу и заметно расслабился.
- Чего? – переспросил он сухо, с трудом ворочая языком и пробуя оторвать голову от подушки, или на чем это мягком он лежал.
Из одежды на Синице висела мешком одна только футболка с потрескавшимся принтом группы «Скутер». Футболка была мужская и принадлежала явно не Медведю, но этот вопрос он решил отложить на потом.
- Тебе алка-зельтцера две, как обычно? – вопросила Синица обеспокоено и нависла над его головой, выпрямляясь на руках.
Медведь попробовал зажмуриться. Потом прищемил пальцами переносицу и сдавил, слегка мотая головой из стороны в сторону.
Синица явно разволновалась. Глаза у нее сделались огромные. Вырез майки сполз далеко под ключицы, и когда она так наклонялась, под футболкой виднелась грудь. Приоткрыв один глаз, Медведь как бы невзначай туда заглянул.
Наконец неловкость этой паузы перешла все границы. Он сел в постели (это была не его кровать, не его комната и вообще не его дом). Синица опустилась рядом на колени, и Медведю показалось, что он созрел для вопроса:
- Что произошло и чей это дом?
На тумбочке рядом с кроватью лежал квадратик цветной фольги, в какие обычно упаковываются презервативы. Он был порван по краю и пуст, а Синица мяла в руках подол футболки и глядела на свои коленки.
- Белкин же, - ответила она. – А произошла вечеринка. По случаю… ай, да не было никакого особенного случая. Просто. Вечеринка.
- И что мы… делали на этой простовечеринке? – поинтересовался Медведь, не в силах оторвать взгляда от пустой упаковки из-под презерватива. Он имел в виду не себя и свою девушку, с которой, в общем-то, все было ясно, а гостей дома вообще. На двери в комнату, с их стороны, висел отклеившийся с одного угла плакат с изображением Чака Норриса в полный рост.
Синица поковыряла матрас пальцем.
- Всякое. В бутылочку играли. И в дартс. Дрались подушками. Мешали коктейли… - она зевнула, прикрыв рот ладонью, - …а потом Белка любезно предоставила нам свою комнату. И резинку. И что они делали дальше – не знаю.
На лицо Синицы наползла каверзная ухмылка, и она подползла к Медведю, крепко обнимая его за шею. Он автоматически сгреб ее за талию и буркнул на ухо:
- А который хоть час?
- Что-то около девяти утра, - отозвалась она озабоченно.
- Пойдем, посмотрим, что там да как и кто остался в живых, - предложил Медведь и ловко соскользнул с кровати. Синица повисла на нем, как на канате, и очень сильно надеясь, что он не стукнет ее об дверной косяк, Медведь выскользнул за пределы комнаты.
Сразу через кухню, в которой искать было нечего, так как налицо было разорение, шел путь в гостевую комнату. Остановившись на пороге, Медведь замер, и Синица обеспокоено завертела головой:
- Чего, чего там?
Он снял ее со своей шеи, поставил рядом с собой. Синица одернула футболку и склонила голову к плечу, рассматривая лежбище, больше похожее на поле боя.
Ее брат умудрился заснуть, разметавшись поперек кресла. Плечи и колени у него лежали на подлокотниках, рука, расписанная черномаркерными ругательствами и карикатурами на одноглазых пиратов, безвольно свисала к полу, как у наркомана. В эту руку с пола носом тыкался Тигр, сложивший на животе тонкоперые руки и добродушно сопевший ртом. Наполовину погребенный под ногами Тигра, Шай выглядел неживее всех в этой комнате, но ребра у него поднимались и опускались с почти музыкальной ритмичностью, так что он по крайней мере дышал.
В центре комнаты лежала изрядно заляпанная чем-то спиртосодержащим овечья шкурка. Свернувшись клубками, как две половинки амулета с Инь и Ян, на ней магическим образом умостились Кошка и Белка, лежащие чуть ли не в обнимку. И пусть у Белки едва не оголилась грудь, когда она приподняла руку, ворочаясь во сне, а джинсы на Кошке были расстегнуты и спущены достаточно для того, чтобы замаячила дорожка волос, поднимающаяся к пупку, вместе они являли собой зрелище чуть ли не умиротворяющее.
Зрелище продержалось недолго. Внезапно проснувшийся Снегирь засадил Тигру пальцами по носу, Тигр встрепенулся и едва не располовинил Шая ногами, от мужицкого эротичного хрипа Шая вскинулся Кошка, отвесив Белке случайную оплеуху. За считанные мгновения разномастный клубок на полу ожил и зашевелился, но пуще всех бесились Белка с Кошкой, возобновившие тут же свой вчерашний спор на том же месте, где он и прервался.
Медведь почесал в затылке, кося глазом в вырез Синицыной футболки.
- Наши друзья – долбоебы, - произнес он наконец, даже не претендуя на оригинальность.
Синица задумчиво кивнула, а потом тронула его за локоть:
- Так тебе две, да?
IV
- А я, - сказал Кошка, явно хорохорясь, - подрался.
Вот примерно так всегда и начинались все разговоры с Кошкой.
Шай поглядел на него поверх своей книги, стараясь унять саркастично подскочившую бровь. Кошка улыбался так, что торчали кончики клыков. Левый угол рта у него был разбит в кровь, над бровью коричневела ссадина, но голубые глаза мерцали с известным задором.
- Да ладно? – переспросил Шай, сделав большие глаза. И снова уткнулся в книгу.
- Невежественный пидор, - тут же мурлыкнул Кошка и взобрался к Шаю на колени. Тощий и жилистый, но отчего-то довольно тяжелый – его массы явно было достаточно для того, чтобы полностью перекрыть Шаю свет и частично – кислород.
Сначала Шай хотел парировать, мол, от пидора слышит, но эта идея показалась ему недостаточно заманчивой.
- Подошел я, значит, к автомату. За кокой, - начал Кошка свою увлекательную повесть, совершенно не озабоченный тем, что Шай вроде как не горел желанием слушать. Однако ему против воли пришлось отложить книжку в сторону и монашеским жестом сложить руки у себя на бедрах, глядя на Кошку со смесью вымороженности и спокойного доверия.
- И стоял там передо мной хер какой-то, долго так стоял, вонючая крыса, все деньги свои пересчитывал. Он их пока в руках поперегонял, я уже приметил, короче, на верхней пружинке эти дебильные шарики вафельные, в шоколаде которые. Я-то знаю, что у тебя на них стоит примерно как на меня, - тяжелое касание пальцами Шаева паха, - вот и решил взять.
Шай насупился. Отчасти от распускающего руки Кошки, отчасти – от дурного предчувствия.
- Так что ты думаешь? Этот жирный кусок носорожьего дерьма напхал полный автомат монет, а потом нажал кнопку с тем самым номером, ну, под которым шарики твои висели! И она поехала, пружина-то. Понимаешь?
Понимал Шай весьма смутно.
- Да пизданулся он, вот что. Шарики-то последние были, и явно не для его глотки они там маячили.
Кончики ушей у Шая вспыхнули. Слава богу, что в субботу он не пошел стричься.
- Вот я его и приложил. Прям об автомат. Он меня тоже стукнуть попытался, - Кошка ужасающе фанатично улыбнулся, отчего кровавое пятно на его губах расплылось и покрылось трещинками, - а вот хуй! Короче, это все было это… предисловие. На, хавай на здоровье.
Шай был так потрясен внезапным пожеланием здоровья, что автоматически протянул ладонь, и Кошка уронил на нее маленький измятый пакетик с вафельными шариками в шоколадной глазури. Прежде чем Шай успел умилиться, как следует, Кошка положил ему ладонь на шею и, чуть склонив голову, забормотал:
- А знаешь, какое еще слово похоже на «предисловие»?
- Какое?
- Прелюдия! Есть у тебя какой-нибудь крем тут, а?
Теплые пальцы полезли под ремень.
- Какая же это прелюдия?!
- А то ты моих прелюдий не знаешь!..
V
Когда к соседнему умывальнику в туалете подошел Шай, Снегирь отчего-то испугался.
Не то чтобы он боялся педиков, но...
- На твоем месте, - Шай заговорил с ним сам, не отрывая глаз от пенящейся лужицы мыла на своих руках, - я бы не брал уроки пикапа у Тигра.
От неожиданности Снегирь дернул вентиль не в ту сторону, и его окатило брызгами воды.
- По-почему? - спросил он, глядя на Шая, возможно, чересчур офигевшими глазами.
Шай неторопливо закрыл кран, потом подошел к сушилке и помахал под ней руками, - Снегирь не догадался сказать ему, что она сломана. Любой другой бы просто вытер руки о штаны и пошел бы по своим делам, но Шай, едва заметно нахмурившись, изчез в одной из кабинок и вернулся с мотком туалетной бумаги.
Тщательно вытерев руки, он выбросил туалетную бумагу и вновь повернулся к Снегирю.
- А ты когда-нибудь видел рядом с ним хоть какую-нибудь девушку? - задал он вопрос в упор.
Снегирь принялся усиленно вспоминать. Спустя какое-то время размышлений он замотал головой из стороны в сторону, почему-то чувствуя себя виноватым.
- Вот, - назидательно сказал Шай. - Наглядное доказательство тому, что его методы не работают.
"Ты же гей, откуда тебе знать", - печально подумал Снегирь, но Шай уже пошел к выходу, да и его конспекты по биологии еще могли бы понадобиться...
- Хорошо, - покладисто сказал он вместо этого. - Спасибо за совет, Шай.
Шай, не оборачиваясь, махнул ему рукой, а Снегирь рассудил, что, пожалуй, кусать девчонок за волосы - и вправду не самый лучший путь соблазнения.
VI
Вчера их было четверо, а на следующее утро к ним присоединился пятый, и Тигр, едва войдя в холл, сначала даже замер на пороге, поджав одну ногу. Внутри него что-то стрельнуло холодной молнией – не ощущение страха, а скорее сильное предчувствие чего-то нехорошего, чего-то неприятного, чего-то… мрачного.
Это замешательство длилось каких-то секунд пять. Потом они заметили Тигра, и Тигр ответил им по-канадски широкой улыбкой. И ноги сами снесли его по трем плоским ступенькам на кафель коридора.
- Здорово, ребята! – пропел Тигр, и в голосе у него было веселье, в глазах было веселье, даже во взмахе рукой было веселье. – Как пожива…
Первый же удар пришелся по переносице. Тигр тихо охнул – не столько больно, сколько неожиданно, - и, выгнув спину, отступил назад. Какая-то девушка, шедшая мимо, обогнула их по большой дуге и бросила пару страшных взглядов через плечо. Поймав эти взгляды глазами, Тигр улыбнулся вымученно, махнул ей одной только ладонью. Над губой натекло.
Вчера их было четверо, и вся эта потасовка продлилась недолго, не больше пяти минут от ланча.
Сделаем замер времени, подумал Тигр бодро и, приосанившись, замахнулся на того, кто стоял к нему ближе.
На непривычно длительное время отвлекшись от домогательств, Кошка аж подпрыгнул на месте. Скосив глаза на его руки, Шай увидел сжатые в кулаки пальцы, потом поднял взгляд на жесткую, как камень, шею и пульсирующие виски.
- Что там? – спросил он нехотя, выглядывая в коридор вслед за Кошкой.
- Херота полная, - горячась, объяснил Кошка и сцепил гневно зубы.
- Побежишь разнимать? – уточнил Шай без особой уверенности, зачем-то хватая Кошку за локоть. Как раз в этот самый момент один из налетчиков освободил шею Тигра из захвата, пихнул его в стоящую около стены скамейку. Из расстегнутой сумки Тигра вылетел, хрипя страницами, учебник по химии, шлепнулся на пол обложкой кверху. Тигр осторожно распрямился, опершись ладонями на скамейку, встряхнул головой, и из-за угла виден был его тяжелый реберный выдох.
Шай опустил голову и отчего-то потупился. Дразнили же его пару лет назад из-за еврейских корней, но потом это быстро перегорело, да и почти никогда у него не доходило до драк и побоев, да так, чтобы пятеро на одного.
Кошка прошипел свирепо что-то ругливое, дернул шеей сердито – и пошел в классную комнату, утаскивая Шая за собой.
Когда прозвенел звонок, Тигр только подобрал с пола учебник по химии и, бережно расправляя страницы, засунул его в сумку.
Шел уже пятый час после полудня, и Шай совсем истомился на трибунах у школьного стадиона. Внизу, на бесконечно и безвременно далеком поле какие-то первокурсники бестолково носились с футбольным мячом, но Шай на них особенно не смотрел. С Кошкой они договорились встретиться здесь двадцать минут назад. И куда его могло занести, Шай догадывался с трудом.
Он разлегся на скамейке, как на пляжном шезлонге, закинул щиколотку одной ноги на выставленное колено другой, нервно покачивая кедом, когда дерево под ним завибрировало, как от приземлившейся тяжести. Он не успел еще развернуться, когда Кошка проехался по отполированной сотнями задниц поверхности, отталкиваясь от пола обеими ногами с лихим ковбойским видом.
Шай мигом сел на скамейке, и Кошка подхватил его под грудью, почти перетянул на себя, потом извернулся, садясь боком, как полагается, и откинулся на стоящие сзади скамейки.
Кошка улыбался, и в этой его улыбке было что-то неправильно-странное. Приглядевшись, Шай понял, что именно: отсутствовал кусочек клыка, самый краешек, который вечно торчал от этой его улыбки. В остальном Кошка выглядел подранным, как обычно, а потом Шай посмотрел на его руки с красными сбитыми костяшками – и все понял.
- Ты что, героем решил заделаться? – спросил Шай, не зная толком, как ему на это все реагировать. Рыцарь-Кошка, все благородство которого заключалось не в сексуальном насилии над принцессой, а в защите униженных и оскорбленных, которые сами могли Кошке накостылять по загривку, отказывался укладываться в голове.
- Ну а фиг ли! – широко улыбнулся Кошка, и Шай увидел, что десна у него над отбитым зубом налилась кровью и побагровела. – Завернул после истории в сортир – а там один из этих, который больше всех выступает. Я и не удержался.
- Начистил ему морду? – выдохнул Шай саркастично, но Кошка сарказма будто не учуял, сияя гордостью за самого себя:
- Не то чтобы начистил, но рука у него хрустнула круто, чесслово.
Они помолчали немного, пока Кошка упивался воспоминаниями об избранных моментах недавней стычки, а потом Шай сказал:
- Ну ты и дурак. Думаешь, он сам о себе позаботиться не может?
- Во-первых, - хохотнул в ответ Кошка, - он один, а их много. Во-вторых, за друзей, мать его, и яйца кому-нибудь отгрызть не стыдно.
Шай поразмыслил недолго над последней репликой, потянул себя за шнурок толстовки, собирая в складки капюшон.
- Если бы я оказался на его месте, мне бы было неловко.
Кошка нехорошо усмехнулся. Над ущербным зубом в лунке выступила кровь.
- О, ты бы не оказался на его месте, уж поверь. И вообще, у нас скоро секситаймс, какого черта мы тут сидим, дождь скоро пойдет!
Кошка встал со скамейки, протянул Шаю руку совершенно обыкновенным мужским жестом, приплясывая на месте от нетерпения. Худощавый, с наркоманскими глазами Кошка, в котором не было абсолютно ничего героического. Кроме исцарапанных рук и обломанного зуба.
Шаю подумалось, что это его даже красит.
VII
- Есть интимный разговор, - прогрохотал Кошка и уселся на край Снегиревой парты так, что та опасно накренилась. Ручка тут же скатилась на пол, но поднимать ее в тот же миг Снегирь не стал – слишком у Кошки было одухотворенное лицо.
- Я тебя внимательно слушаю, - твердо сказал Снегирь и сложил руки на коленках.
- Ты вообще голубой или где? – спросил Кошка громко, так что несколько одноклассниц повернулись к ним с выражением крайнего неверия на лицах. Снегирь постарался эти взгляды проигнорировать и прошипел как можно более громко и возмущенно:
- Конечно, нет! Как такое могло прийти тебе в голову?
Кошка захихикал.
- Кое-какие чики на тебя пялятся, когда ты мимо проходишь, а ты как будто и не замечаешь. Не, их можно понять, ты вполне себе симпатичный, даром что рожа перепуганная как у шуганого голубя, но… - тут он прокашлялся и, приложив руку к сердцу, с чувством продекламировал: - Есть ли у этих несчастных надежда?
Снегирь стушевался. Несколько девочек за соседними партами тихонько засмеялись, и Кошка, вполне довольный эффектом, гордо раздул грудь.
- Наверное, есть. Не знаю. Боже, - Снегирь защемил переносицу пальцами. Наблюдавший за ним Кошка соскользнул с парты, вернув ее в прежнее устойчивое положение, и похлопал его по плечу, выходя:
- Соображай быстрее, сладенький. С такими темпами сексуальной революции умрешь непросвещенным!..
Родители были в отъезде, а это значит, что дома гостил Медведь, и Снегирю оставалось только надеяться, что обжимания его сестрица и ее бойфренд приберегут на потом.
Не то чтобы Синица когда-либо вела себя вызывающе в его присутствии, просто она могла рассчитывать на то, что домой ее брат вернется позже, и вылилось бы это в одну из тех печально-конфузных историй, о которых пишут на сайтах.
Но они оба сидели на кухне. Синица пила чай из большой кружки и листала журнал, Кохаб жевал впечатляющих размеров сандвич, весь погруженный в чтение какой-то книжки. Почти семейная идиллия.
Снегирь прокрался на кухню, надеясь спокойно налить себе молока и убраться в свою комнату, но тут Синица отвлеклась от журнала, улыбнулась ему и сказала:
- Эй, Ламби, привет! Не хочешь с нами посидеть?
Прежде чем Снегирь начал бормотать что-то извиняющееся, она взяла его за руку и усадила между собой и Медведем. Тот, как по команде, закрыл свою книжку и отложил остатки сандвича на тарелку.
- Послушай, братик, - начала Синица, неловко бегая взглядом. – Если есть что-то, о чем ты хотел бы мне рассказать – можешь сделать это сейчас. Я клянусь тебе, что ни я, ни Кохаб не станем относиться к тебе из-за этого иначе. И если вдруг родители, узнав об этом, будут расстроены, - ее взгляд сделался пронзительным и серьезным, - я обязательно поговорю с ними и все улажу. Ты не останешься один.
Во время неловкой паузы Снегирь, приподняв брови, посмотрел на Медведя, удостоился сухого кивка, снова перевел взгляд на сестру.
- Это какая-то шутка, да? – осторожно произнес он, сжимая руками свою кружку, как спасительный амулет.
Синица плотно сжала губы.
- Вовсе это не шутка. Рано или поздно о таких вещах надо говорить. Правда, Кохаб?
Медведь покачал головой с прикрытыми глазами и выражением лица, ясно говорящим: «Говно вопрос!»
Снегирь уставился на свои руки. Он решительно не мог понять, что за мрак тут творился.
Когда сестра накрыла его руку своей ладонью, он вздрогнул и посмотрел на нее.
- Скажи мне, родной, - попросила она, глядя ему в глаза, - ты… гей?
- …Чего? – ошалело брякнул Снегирь, чувствуя себя явно не в своей тарелке.
Синица и Медведь переглянулись, после чего она перефразировала:
- Тебе нравятся парни? В этом нет ничего страшного, правду тебе говорю. Это нормально, абсолютно нормально.
Какое-то время Снегирь гипнотизировал взглядом свою чашку с остывшим молоком. Рядом с буфетом тикали настенные часы, из крана тихо сочилась вода, Медведь галантно покашливал.
- Все, - наконец произнес Снегирь и распрямился, поднимаясь на ноги. – Достали.
Синица печально смотрела, как он огибает стол и хватает ветровку с крючка в прихожей.
- Пойду и позову Белку на свидание, - долетела до кухни сердитая реплика, прежде чем хлопнула входная дверь.
Когда Снегирь ушел, Медведь и Синица расплылись в зеркальных ухмылках и хлопнули друг друга по ладоням.
VIII
Кошка принес их с собой, запихав под мышку и едва не выронив во время очередного обряда скалолазания. Он сначала долго ломался, но потом все-таки сдался и осторожно разложил их у Шая на кровати. Длинные, узкие, из тонкого черного капрона. Они заканчивались лентами широкого кружева, к которым внутри были намертво припечатаны едва заметные полоски силикона.
- Чтоб не сползало, - похвалился Кошка так, как будто это было его личной инновацией, и любовно расправил капрон пальцами.
- Это… чулки? – спросил Шай, уже ощущая источаемый Кошкой градус неадеквата. Он пошарил по комнате глазами, ища предметы для обороны или, что хуже, нападения. В целях самозащиты.
- Чулки, - мигнул глазами Кошка и облизнул уголок рта, садясь по-турецки на кровать рядом с чулками. – Для тебя принес, специально. У меня в кармане еще эти лямочки стремные, которыми бабы их к трусам цепляют, но обойтись можно и без них, тем более, куда их фигачить, если трусов… - он поиграл бровями, - нет?
Шай был категоричен. Категоричность эта только усилилась, когда он приметил, что в случае чего баррикадироваться можно стулом.
- Я не буду это надевать.
Судя по лицу Кошки, он не поверил. Когда он заговорил, его голос звучал сладко, как у врача психотерапевтического учреждения.
- Почему не будешь?
- Это женское. Это… женское белье. Понимаешь, Софии, вообще-то я – мужик. А мужики… ну, обычно они не носят женские вещи.
Кошка хихикнул. Исцарапанные пальцы, беспорядочно гладившие капрон, метнулись к ремню на его джинсах и принялись его теребить, выкручивая из петель.
- Никто не узнает, - замурлыкал Кошка. – Поедем ко мне в комнату, запремся там, захерачу тебе какую-нибудь томную музыку, интимное освещение, все по понятиям…
С каждым новым словом его голос снижался на какие-то полградуса. Он говорил, как пьяный и безбожно влюбленный. Глаза его, только что блуждавшие по комнате, вдруг остановились на Шае:
- Ты будешь в одних чулках, в одних только драных чулках. Окна у меня на помойку какую-то выходят, да если бы и еще куда выходили – все равно, этаж-то третий, кто там чо увидит… Короче, я на подоконник тебя усажу, видал, как в этом, «Танго в Париже» или чего мы с тобой смотрели недавно, и ты забросишь мне ноги за шею. Я обязательно облапаю тебя за зад, не до синяков, не стремайся, а так, для стиля.
Кошка уже скалился обломанным зубом. Настенная лампа светила ему на лицо сбоку, и около носа выросла странная ершистая тень.
- А потом я тебя вые… прости, трахну. Так, чтобы мы перебудили всех моих тупых соседей. Так, чтобы ты весь стек мне в кулак. Так, чтобы я на тебе эти гребаные чулки разорвал в клочья.
На лицо Кошка казался абсолютно спокойным. Как будто планировал эту речь заранее.
Хорошо, что постоянные dirty talk Кошки уже в некотором роде привили Шаю иммунитет.
- Ни за что, - сказал он, пусть и не так твердо, как хотелось бы. – По крайней мере, не в трезвом состоянии.
Кошка ухмыльнулся и заулюлюкал.
- Это я тебе обеспечу! Что предпочитаете, мсье? Белый «Токай»? «Дом Периньон»? «Заносчивую лягушку»? Заметьте, я не предлагаю Вам водки, зачем же глотать столь мерзкое пойло такому утонченному созданию…
- Софи, - позвал Шай. – Замолчи.
Кошка вскочил на ноги и во мгновение ока оказался около подоконника.
- Между прочим, - сказал он, уже просовываясь в окно, - мою шарагу закрывают через двадцать минут. Но если я вдруг не успею, я идти я буду о-о-очень медленно - жди меня в гости, готовь задницу, ты знаешь, что делать.
Когда треск веток за окном утих, Шай медленно, боком приблизился к кровати и подобрал с покрывала чулки. Недолго думая, он скомкал их и сунул в ящик комода, аккурат под стопку трусов.
Ему не хотелось думать о том, что он только что сделал.
IX
Однажды, когда Кошка засыпает на уроке географии Европы, Шай тычет его под ребра ручкой и отчего-то спрашивает, как выглядят хоромы Кошки.
Сощурившись со сна, Кошка вспоминает свой спальный район в пригороде с приземистыми четырехэтажными домиками. Три корпуса общежития, остальные четыре домика – простые квартирники, но тем, кто побогаче, сдаются на тех же правах, что и общажникам. У квартирных в свободном доступе телевизоры, индивидуальные холодильники, и вообще, царит коммунизм: каждой квартире – отдельный душ.
Вот этому Кошка, пожалуй, завидует больше всего. Соседи не в восторге, когда он занимает кабинку на сорок минут, не задвинув створку, и громко поет, потирая себя ладонями по выпирающим ребрам.
Кошка спохватывается, когда понимает, что Шай все еще ждет ответа.
- Да коробка как коробка. Кровать эта, без спинки которая, трахта… не, тахта, кажется. Пара стремных стульев, тумбак без одного колесика, зато картина на стене прикольная, не моя, слава богу. И еще какой-то жуткий ковер, зеленый, как будто его не одно поколение жильцов заблевало, но в общем ничего такой, живенький! Привносит, как его… нотку свежести, во, - шепчет он на одном дыхании, пониже склонившись над тетрадью.
На Кошке – растянутая майка-поло, зашитая по плечу вдоль шва. Стежки грубые и косые, и умилительно представлять, как Кошка сидит, скрючившись, на «стремном стуле», зашивая себе майку.
Шай никак не может понять, почему и во всяком рванье Кошка умудряется выглядеть прилично. Но что-то помогает ему различить в голосе Кошки почти неощутимую точку, и у Шая заканчиваются вопросы. Остаток урока он сбивчиво конспектирует в тетрадь за учителем, а Кошка лежит, уткнувшись лбом в его правую руку, и если не дремлет, то очень искусно делает вид.
Когда без десяти одиннадцать вечера Кошка сходит с электрички, на улице уже непривычная темень, хоть глаз выколи. Кошка ищет в кармане зажигалку, чтобы держать ее под ладонью и притворяться, как будто от этого крохотного огонька есть хоть какой-то прок. Зажигалка не находится, и Кошка идет по дорожке от перрона вслепую, отчаянно надеясь ни обо что не споткнуться и не пропахать носом полметра – не хочется портить лицо.
У входа в его корпус (металлические двери, парные, крашенные в темно-вишневый) нависает козырек, с которого щурятся три маленьких фонаря под проволочными забралами. Около дверей стоит деревянная скамейка, на которой уже ютятся завсегдатаи, соседи по этажам, комнатам и душевым кабинкам. Человек шесть или семь – Кошка знает всех до единого, пусть и не каждого – по имени.
Они здороваются рукопожатиями или кивком, и один протягивает Кошке обсосанный косяк в землисто-коричневой бумаге. Кошка думает недолго, а потом кусает губами мокрый мундштук и втягивает – ровно столько, сколько может, пока щедрый тип не отдергивает руку, смеясь, что «этот пидор хочет засосать мне по локоть, парни».
Все смеются, Кошка хохочет тоже. Эти шутки лишены злобы, чему Кошка на самом деле немало удивлен.
Когда он проскальзывает в свою одноблоковую комнату, ему даже начинает казаться, что это место не лишено уюта. Запершись у раковины с бритвенным станком, Кошка вспоминает о том, как эти соседские парни повели себя, когда впервые узнали, что Кошка – гей.
Пожалуй, однажды сюда даже можно будет пригласить Шая. Как они и договаривались, с бутылкой дорогущего алкоголя и дамскими чулками в кармане.
X бонус - не АУ
Никто понятия не имеет, откуда рядом с ведущей в горы дорожкой взялась эта скамейка, но стоит она там очень кстати. Ее спинка и сиденье – единое изогнутое полотно, вымощенное плоскими досточками яркого желто-коричневого орешника, от которого очень вкусно пахнет старенькими домами. Тигр утыкается в щель между полосками дерева и нюхает, так сильно, что начинает с треском побаливать за ушами.
Воздух солнечный, такой аппетитный и свежий, что если бы его можно было запечатать в банках на зиму – ничем другим питаться бы и не пришлось.
Над скамейкой вьется плодоносящее дерево с такими сочными зелеными листьями, что рябит в глазах, когда смотришь сквозь них на солнце. От веток ершатся, топорщась, тонкие усики-черенки, и на их концах крупными фиолетовыми каплями виснут яркие ягоды. Запыленные ветром, песком и солнцем, но их даже необязательно мыть, достаточно протереть рукавом.
Тигр с разнеженным трудом отрывает голову от колен Медведя, и на его лице отражается настоящая упрямая мука. Кончики пальцев проскальзывают в дюйме от самой нижней, тяжелой, налитой ягоды, и Тигр роняет руку со стуком на спинку скамьи.
В щель между листьями ярко светит солнце, и Тигр уворачивается изо всех сил. Ягода манит его, как проклятого, и он начинает тихонько, задорно канючить, ерзая головой по Медвежьим ногам.
То ли солнце слишком ласковое сегодня, то ли нытье Тигра слишком угнетающе, но почти сразу Медведь, не отрывая глаз от книги, срывает для Тигра черенок сразу с двумя ягодами – и роняет с высоты ему на нос.
Тигр жует, стараясь не попасть зубами по косточкам, и косит глазами в сторону дороги. Мимо проносятся Белка с Синицей, держатся за руки и с воплем смеха падают в густые цветочные дебри молодого молочного луга.
День такой хороший и благодатный, что у Тигра все крутятся какие-то радостные слова на языке, но он не может понять, как бы ему рассказать об этом и что это за прохладное, свежее чувство просыпается у него в груди, перебирая перьями в крыльях.
Тигр опускает веки и мурлычет под нос какую-то легкую солнечную песенку, сложив руки на груди.
пришло лето - пришло время тварчества по нашему персональному с Коуд фандому
если она позволит, я даже запилю дико прекрасные иллюстрации ее авторства >:зс какого-то хрена нам в голову взбрело сделать АУшку в стиле типичных американских школ. донт аск
под катом парочка геев, намеки на мужиков в чулках, несколько матюков, но в основном все очень мило ЛЮБОВЬ ДРУЖБА ОСОМ
I
Снегирь подскочил на месте, когда рядом с ним на скамью рухнул Тигр. Поднос Тигра приземлился следом, да с такой беспечной силой, что бутылка газировки качнулась и завалилась на бок, чудом не потеряв крышку.
Снегирь протянул осторожно руку и поставил бутылку так, как положено. Потом посмотрел на Тигра, рожа у которого была довольная, но разукрашенная большим некрасивым синяком и парой сухих ссадин.
- Опять Медведь? – спросил Снегирь тихо и без особого аппетита вгрызся в свое яблоко. На подносе у Тигра разнообразие было не гуще: помимо бутылки с газировкой там стояла только плошка с невнятным салатом, состоявшим на девяносто процентов из кукурузы и петрушки.
- Ага, - откликнулся Тигр жизнерадостным голосом и повертел головой, кого-то высматривая за столиками. На самой середине ланча в кафетерии было не протолкнуться, и он довольно быстро оставил это занятие, схватившись с энтузиазмом за газировку.
Снегирь сначала неловко помолчал, а потом оторвал от яблока черенок и уложил на поднос.
- Это членовредительство.
Часть газировки спустилась Тигру по шее за ворот футболки, и он смачно вытер губы ладонью, пока обдумывал высказывание Снегиря.
- Тут все просто, - сказал Тигр и улыбнулся чудаковатой улыбкой фокусника, которого раскрыли на шарлатанстве. – Он мой лучший друг, а я – его. Если ему хреново и все такое, не станет же он бить Синицу или тебя? А то ты будто не знаешь, что людям вроде Кохаба ярость свою выплескивать проще через этот, как его… точильный контакт.
- Тактильный, - поправил Снегирь машинально.
- Да, тактильный, - Тигр замолчал, повертел в руке бутылку, потом потрогал себя за липкую шею и уставился на пальцы с явным удивлением. – Я ему типа помогаю. И меня это нисколько не угня… огне… не парит, короче. Мы же друзья.
Снегирь посмотрел на него очень тоскливо.
- Он бы ради тебя такое не сделал, ты же знаешь.
- Ты не прав, - откликнулся Тигр весело. – Зато он всегда извиняется… Вон, кстати, и Кохаб. Сейчас воочию увидишь воссоединение душевного спокойствия моего доброго друга!
Когда к их столику протиснулся Медведь, Снегирь автоматически втянул голову в плечи и вцепился пальцами в края подноса. Медведь удостоил его только скользким задумчивым взглядом, а сам поставил перед Тигром маленькую картонную упаковку с шоколадным молоком. Потом он засунул руки в карманы и, вертя головой, наверное, в поисках Синицы, пошел прочь.
- Эй, Кохаб! – завопил ему вслед Тигр с неописуемо счастливой рожей, даже вскочив со своего места и отчего-то размахивая рукой. – Ты же знаешь, что я не люблю шоколадное!
Медведь оглянулся на него через плечо.
- Знаю, - подтвердил он. – И фиг бы с тобой.
Снегирь задумчиво проследил за Медведем глазами, прежде чем снова повернуться к до одурения радостному Тигру, сжимающему в руках свой презент.
- Вот видишь, - сказал Тигр гордо. – Извинился же!
Снегирь только вздохнул.
II
К счастью, Шай был научен горьким опытом достаточно для того, чтобы никак не отреагировать, когда в верхнюю створку его вертикально раскрывающегося окна ударил маленький камушек.
Ему хватило пары секунд, чтобы сообразить, кто это был и что это могло значить. А потом Шай, скрепя сердце, завалился обратно на аккуратно прибранную кровать, почти накрыв голову донельзя занудным учебником.
То, что ночной гость вполне способен залепить к нему в окно средних размеров полоской бордюрного кирпича, если, конечно, сможет ее поднять, пришло в голову Шая слишком поздно – как раз тогда, когда Готи и Кимбра, надрывающиеся из колонок, перешли к драматичному припеву.
Спохватиться Шай так и не успел. Он сел на краю кровати, откладывая учебник в сторону, как раз в тот момент, когда смуглые руки пришельца перевесились через его подоконник, ловко проникнув в щель между створками окна.
Шай замер со смешанными ощущениями. С одной стороны, он ощущал себя как потенциальная жертва сексуального насилия.
С другой стороны, это ощущение даже добавляло ему некую радостную… искорку.
С приглушенным ругательством вторженец-Кошка стукнулся затылком об оконную створку, мигнул глазами, послав Шаю полный бестактного жара взгляд, а потом с истинно кошачьим упорством принялся вкручиваться в щель, протиснувшись сначала по шею, потом по плечи, потом – по пояс…
Бесстрастно наблюдая за этими акробатическими этюдами, Шай успел подойти к письменному столу с раскрытым ноутбуком и прикрутить колесико звука на колонках. Готи быстро заткнулся, и атмосфера стала несколько более напряженной.
Каким-то чудом Кошка не рухнул мешком на пол, а быстро собрал себя в оформленную кучу и распрямился, стоя у подоконника и хищно раздувая ноздри.
Кошка и так был местным оборванцем, таскал на себе какие-то некогда довольно дорогие, но исполосованные во всех местах тряпки, однажды заявившись на биологию в майке, сквозь один из разрезов которой просвечивал его темный сосок. Когда профессор, чуть не лишившись сознания, отчитывал его за «похабный вид», Шай предпочел спрятать лицо напротив деревянного лика своей парты.
Нынешнее одеяние Кошки щедро пестрело пучками листьев и сухих веток, которые, очевидно, зацепились за него, когда Кошка проявлял чудеса альпинизма, карабкаясь к козырьку крыши под окном Шая по растущей рядом яблоне. На его руке розовели светлые царапины в тех местах, где яблоня явно воспротивилась вторжению.
Шай сглотнул, едва заметно. От частого дыхания у Кошки сильно поднималась и опускалась грудь, на его резко безумном лице сияла широкая клыкастая усмешка.
- Гормоны! – гаркнул Кошка и, сняв со своего плеча веточку с пышными яблоневыми листьями, выбросил ее за окно. – Во всем виноваты гормоны, гребать-копать.
Шай поводил пальцами по краю письменного стола, куда-то нужно было деть это движение.
- В чем, - поинтересовался он осторожно, - они виноваты?
Кошка тряхнул головой и сделал пару угрожающих скачков по направлению к Шаю. Отследить за его дальнейшими перемещениями оказалось трудновато: Кошка уселся на задницу на Шаеву кровать, моментально сбив в складки покрывало, и дернул Шая на себя.
Сначала Шай хотел рявкнуть, что плечевой сустав легко может выскользнуть из суставной сумки, и тогда Шай изобьет Кошку до полусмерти, после вправления сустава, разумеется. Потом он устыдился, поняв, что прочел слишком много биологии на ночь, и об этом лучше умолчать.
Потом Кошка схватил его за затылок обеими руками, как будто хотел расплющить ему голову, и, вывернув все тело, рухнул на кровать спиной, утаскивая Шая за собой. Они едва не стукнулись зубами, и у Шая от резкой перемены позы закружилась голова. В плане пихания разнообразных вещей в разнообразные отверстия Кошка не знал ни меры, ни пощады. Это относилось и к монеткам в школьном автомате со снэками, и к его языку во рту у Шая, и к…
Потом Кошка дернул спортивные штаны Шая за шнурок и молниеносно запустил туда руку.
- В этом, - заявил он горячо, отстраняясь от Шая, которому стало трудновато фокусировать на нем расплывчатый взгляд, - и виноваты.
Из-за этих тяжелых копошений под матрасом заскрипели пружины. Отвертевшись от голодного поцелуя Кошки, Шай предупредительно вставил:
- Сегодня – только петтинг.
- Чего?! – Кошка расширил бледные, возбужденные глаза, схватил Шая за плечи. – Сраный бублик, опять только тереться?! Да ты не офигел как баба говорить, целку я тебе давно сло…
Шай предусмотрительно зажал ему рот ладонью. И продолжил, стараясь не отводить взгляда от Кошкиных переполненных всеми кострами лета зрачков:
- У меня экзамен завтра.
Когда Кошка перестал извиваться, чтобы цапнуть Шая за ладонь зубами, тот убрал руку.
- Но я хочу тебя выебать, - отрезал Кошка протестующе. – Или ты меня выеби, мне параллельно, знаешь.
Шай вздохнул и отполз от Кошки, садясь на кровати, подложив под себя ноги. Кошка тоже мигом распрямился и воткнулся носом Шаю в нос, заурчал, влажно лизнул его в губы.
- Это не сегодня, - сказал Шай. – Вот когда сдам – тогда и…
- Тогда, - Кошка бросился на него плотоядным ударом, увалил на обе лопатки, навис сверху, - будешь делать все, что я скажу. Сядешь верхом, как бабы в порно. А потом я тебя раком трахну. А то еще, знаешь, в участке спизжу наручники, настоящие, железные, и никуда тебе, детка, от меня не деться…
Кажется, Шай хотел что-то сказать, но слова не поместились у него в горле, и он сделал неловкую попытку проглотить их.
Пальцы Кошки скользнули по рукам Шая, от плеч к локтям и к запястьям, распрямляя их и прижимая к матрасу за Шаевой головой. С какой-то изуверской любовью, к которой Шай начал привыкать с того самого дня, когда Кошка впервые отсосал ему, демонстрируя, как здорово он умеет справляться со рвотным рефлексом… Но это было совсем другое воспоминание.
Кошка засмеялся низким, растрепанным смехом перед тем, как ткнуться губами Шаю в ухо:
- Я тебя вылижу с ног до головы. Обездвижу – а потом вылижу. За сраный твой петтинг, любовь моя!..
В паху у Шая затянуло сладко и сильно. Маскулинности тощему Кошке было не занимать. И хотя Шай не был уверен, что решение потереться немножко друг об друга, чтобы снять напряжение, не перерастет в полный крест на всей его учебной подготовке, он внезапно решил – к черту все. И сам потянулся к Кошке, кусая его за шею.
Это его решение было принято на ура. Впрочем, в Кошке Шай никогда не сомневался.
III
Проснулся Медведь от вопроса.
Точнее, последние тридцать минут он и не думал спать, но ни руки, ни ноги его не слушались, поэтому лежал он смиренно и тихо, ожидая того часа, когда вновь сможет двигаться.
- Эй, - заглянули к нему в лицо откуда-то справа, - я к тебе обращаюсь.
Голос был знакомым, что не могло не радовать. Яростно скосив глаза на звук, Медведь увидел Синицу и заметно расслабился.
- Чего? – переспросил он сухо, с трудом ворочая языком и пробуя оторвать голову от подушки, или на чем это мягком он лежал.
Из одежды на Синице висела мешком одна только футболка с потрескавшимся принтом группы «Скутер». Футболка была мужская и принадлежала явно не Медведю, но этот вопрос он решил отложить на потом.
- Тебе алка-зельтцера две, как обычно? – вопросила Синица обеспокоено и нависла над его головой, выпрямляясь на руках.
Медведь попробовал зажмуриться. Потом прищемил пальцами переносицу и сдавил, слегка мотая головой из стороны в сторону.
Синица явно разволновалась. Глаза у нее сделались огромные. Вырез майки сполз далеко под ключицы, и когда она так наклонялась, под футболкой виднелась грудь. Приоткрыв один глаз, Медведь как бы невзначай туда заглянул.
Наконец неловкость этой паузы перешла все границы. Он сел в постели (это была не его кровать, не его комната и вообще не его дом). Синица опустилась рядом на колени, и Медведю показалось, что он созрел для вопроса:
- Что произошло и чей это дом?
На тумбочке рядом с кроватью лежал квадратик цветной фольги, в какие обычно упаковываются презервативы. Он был порван по краю и пуст, а Синица мяла в руках подол футболки и глядела на свои коленки.
- Белкин же, - ответила она. – А произошла вечеринка. По случаю… ай, да не было никакого особенного случая. Просто. Вечеринка.
- И что мы… делали на этой простовечеринке? – поинтересовался Медведь, не в силах оторвать взгляда от пустой упаковки из-под презерватива. Он имел в виду не себя и свою девушку, с которой, в общем-то, все было ясно, а гостей дома вообще. На двери в комнату, с их стороны, висел отклеившийся с одного угла плакат с изображением Чака Норриса в полный рост.
Синица поковыряла матрас пальцем.
- Всякое. В бутылочку играли. И в дартс. Дрались подушками. Мешали коктейли… - она зевнула, прикрыв рот ладонью, - …а потом Белка любезно предоставила нам свою комнату. И резинку. И что они делали дальше – не знаю.
На лицо Синицы наползла каверзная ухмылка, и она подползла к Медведю, крепко обнимая его за шею. Он автоматически сгреб ее за талию и буркнул на ухо:
- А который хоть час?
- Что-то около девяти утра, - отозвалась она озабоченно.
- Пойдем, посмотрим, что там да как и кто остался в живых, - предложил Медведь и ловко соскользнул с кровати. Синица повисла на нем, как на канате, и очень сильно надеясь, что он не стукнет ее об дверной косяк, Медведь выскользнул за пределы комнаты.
Сразу через кухню, в которой искать было нечего, так как налицо было разорение, шел путь в гостевую комнату. Остановившись на пороге, Медведь замер, и Синица обеспокоено завертела головой:
- Чего, чего там?
Он снял ее со своей шеи, поставил рядом с собой. Синица одернула футболку и склонила голову к плечу, рассматривая лежбище, больше похожее на поле боя.
Ее брат умудрился заснуть, разметавшись поперек кресла. Плечи и колени у него лежали на подлокотниках, рука, расписанная черномаркерными ругательствами и карикатурами на одноглазых пиратов, безвольно свисала к полу, как у наркомана. В эту руку с пола носом тыкался Тигр, сложивший на животе тонкоперые руки и добродушно сопевший ртом. Наполовину погребенный под ногами Тигра, Шай выглядел неживее всех в этой комнате, но ребра у него поднимались и опускались с почти музыкальной ритмичностью, так что он по крайней мере дышал.
В центре комнаты лежала изрядно заляпанная чем-то спиртосодержащим овечья шкурка. Свернувшись клубками, как две половинки амулета с Инь и Ян, на ней магическим образом умостились Кошка и Белка, лежащие чуть ли не в обнимку. И пусть у Белки едва не оголилась грудь, когда она приподняла руку, ворочаясь во сне, а джинсы на Кошке были расстегнуты и спущены достаточно для того, чтобы замаячила дорожка волос, поднимающаяся к пупку, вместе они являли собой зрелище чуть ли не умиротворяющее.
Зрелище продержалось недолго. Внезапно проснувшийся Снегирь засадил Тигру пальцами по носу, Тигр встрепенулся и едва не располовинил Шая ногами, от мужицкого эротичного хрипа Шая вскинулся Кошка, отвесив Белке случайную оплеуху. За считанные мгновения разномастный клубок на полу ожил и зашевелился, но пуще всех бесились Белка с Кошкой, возобновившие тут же свой вчерашний спор на том же месте, где он и прервался.
Медведь почесал в затылке, кося глазом в вырез Синицыной футболки.
- Наши друзья – долбоебы, - произнес он наконец, даже не претендуя на оригинальность.
Синица задумчиво кивнула, а потом тронула его за локоть:
- Так тебе две, да?
IV
- А я, - сказал Кошка, явно хорохорясь, - подрался.
Вот примерно так всегда и начинались все разговоры с Кошкой.
Шай поглядел на него поверх своей книги, стараясь унять саркастично подскочившую бровь. Кошка улыбался так, что торчали кончики клыков. Левый угол рта у него был разбит в кровь, над бровью коричневела ссадина, но голубые глаза мерцали с известным задором.
- Да ладно? – переспросил Шай, сделав большие глаза. И снова уткнулся в книгу.
- Невежественный пидор, - тут же мурлыкнул Кошка и взобрался к Шаю на колени. Тощий и жилистый, но отчего-то довольно тяжелый – его массы явно было достаточно для того, чтобы полностью перекрыть Шаю свет и частично – кислород.
Сначала Шай хотел парировать, мол, от пидора слышит, но эта идея показалась ему недостаточно заманчивой.
- Подошел я, значит, к автомату. За кокой, - начал Кошка свою увлекательную повесть, совершенно не озабоченный тем, что Шай вроде как не горел желанием слушать. Однако ему против воли пришлось отложить книжку в сторону и монашеским жестом сложить руки у себя на бедрах, глядя на Кошку со смесью вымороженности и спокойного доверия.
- И стоял там передо мной хер какой-то, долго так стоял, вонючая крыса, все деньги свои пересчитывал. Он их пока в руках поперегонял, я уже приметил, короче, на верхней пружинке эти дебильные шарики вафельные, в шоколаде которые. Я-то знаю, что у тебя на них стоит примерно как на меня, - тяжелое касание пальцами Шаева паха, - вот и решил взять.
Шай насупился. Отчасти от распускающего руки Кошки, отчасти – от дурного предчувствия.
- Так что ты думаешь? Этот жирный кусок носорожьего дерьма напхал полный автомат монет, а потом нажал кнопку с тем самым номером, ну, под которым шарики твои висели! И она поехала, пружина-то. Понимаешь?
Понимал Шай весьма смутно.
- Да пизданулся он, вот что. Шарики-то последние были, и явно не для его глотки они там маячили.
Кончики ушей у Шая вспыхнули. Слава богу, что в субботу он не пошел стричься.
- Вот я его и приложил. Прям об автомат. Он меня тоже стукнуть попытался, - Кошка ужасающе фанатично улыбнулся, отчего кровавое пятно на его губах расплылось и покрылось трещинками, - а вот хуй! Короче, это все было это… предисловие. На, хавай на здоровье.
Шай был так потрясен внезапным пожеланием здоровья, что автоматически протянул ладонь, и Кошка уронил на нее маленький измятый пакетик с вафельными шариками в шоколадной глазури. Прежде чем Шай успел умилиться, как следует, Кошка положил ему ладонь на шею и, чуть склонив голову, забормотал:
- А знаешь, какое еще слово похоже на «предисловие»?
- Какое?
- Прелюдия! Есть у тебя какой-нибудь крем тут, а?
Теплые пальцы полезли под ремень.
- Какая же это прелюдия?!
- А то ты моих прелюдий не знаешь!..
V
Когда к соседнему умывальнику в туалете подошел Шай, Снегирь отчего-то испугался.
Не то чтобы он боялся педиков, но...
- На твоем месте, - Шай заговорил с ним сам, не отрывая глаз от пенящейся лужицы мыла на своих руках, - я бы не брал уроки пикапа у Тигра.
От неожиданности Снегирь дернул вентиль не в ту сторону, и его окатило брызгами воды.
- По-почему? - спросил он, глядя на Шая, возможно, чересчур офигевшими глазами.
Шай неторопливо закрыл кран, потом подошел к сушилке и помахал под ней руками, - Снегирь не догадался сказать ему, что она сломана. Любой другой бы просто вытер руки о штаны и пошел бы по своим делам, но Шай, едва заметно нахмурившись, изчез в одной из кабинок и вернулся с мотком туалетной бумаги.
Тщательно вытерев руки, он выбросил туалетную бумагу и вновь повернулся к Снегирю.
- А ты когда-нибудь видел рядом с ним хоть какую-нибудь девушку? - задал он вопрос в упор.
Снегирь принялся усиленно вспоминать. Спустя какое-то время размышлений он замотал головой из стороны в сторону, почему-то чувствуя себя виноватым.
- Вот, - назидательно сказал Шай. - Наглядное доказательство тому, что его методы не работают.
"Ты же гей, откуда тебе знать", - печально подумал Снегирь, но Шай уже пошел к выходу, да и его конспекты по биологии еще могли бы понадобиться...
- Хорошо, - покладисто сказал он вместо этого. - Спасибо за совет, Шай.
Шай, не оборачиваясь, махнул ему рукой, а Снегирь рассудил, что, пожалуй, кусать девчонок за волосы - и вправду не самый лучший путь соблазнения.
VI
Вчера их было четверо, а на следующее утро к ним присоединился пятый, и Тигр, едва войдя в холл, сначала даже замер на пороге, поджав одну ногу. Внутри него что-то стрельнуло холодной молнией – не ощущение страха, а скорее сильное предчувствие чего-то нехорошего, чего-то неприятного, чего-то… мрачного.
Это замешательство длилось каких-то секунд пять. Потом они заметили Тигра, и Тигр ответил им по-канадски широкой улыбкой. И ноги сами снесли его по трем плоским ступенькам на кафель коридора.
- Здорово, ребята! – пропел Тигр, и в голосе у него было веселье, в глазах было веселье, даже во взмахе рукой было веселье. – Как пожива…
Первый же удар пришелся по переносице. Тигр тихо охнул – не столько больно, сколько неожиданно, - и, выгнув спину, отступил назад. Какая-то девушка, шедшая мимо, обогнула их по большой дуге и бросила пару страшных взглядов через плечо. Поймав эти взгляды глазами, Тигр улыбнулся вымученно, махнул ей одной только ладонью. Над губой натекло.
Вчера их было четверо, и вся эта потасовка продлилась недолго, не больше пяти минут от ланча.
Сделаем замер времени, подумал Тигр бодро и, приосанившись, замахнулся на того, кто стоял к нему ближе.
На непривычно длительное время отвлекшись от домогательств, Кошка аж подпрыгнул на месте. Скосив глаза на его руки, Шай увидел сжатые в кулаки пальцы, потом поднял взгляд на жесткую, как камень, шею и пульсирующие виски.
- Что там? – спросил он нехотя, выглядывая в коридор вслед за Кошкой.
- Херота полная, - горячась, объяснил Кошка и сцепил гневно зубы.
- Побежишь разнимать? – уточнил Шай без особой уверенности, зачем-то хватая Кошку за локоть. Как раз в этот самый момент один из налетчиков освободил шею Тигра из захвата, пихнул его в стоящую около стены скамейку. Из расстегнутой сумки Тигра вылетел, хрипя страницами, учебник по химии, шлепнулся на пол обложкой кверху. Тигр осторожно распрямился, опершись ладонями на скамейку, встряхнул головой, и из-за угла виден был его тяжелый реберный выдох.
Шай опустил голову и отчего-то потупился. Дразнили же его пару лет назад из-за еврейских корней, но потом это быстро перегорело, да и почти никогда у него не доходило до драк и побоев, да так, чтобы пятеро на одного.
Кошка прошипел свирепо что-то ругливое, дернул шеей сердито – и пошел в классную комнату, утаскивая Шая за собой.
Когда прозвенел звонок, Тигр только подобрал с пола учебник по химии и, бережно расправляя страницы, засунул его в сумку.
Шел уже пятый час после полудня, и Шай совсем истомился на трибунах у школьного стадиона. Внизу, на бесконечно и безвременно далеком поле какие-то первокурсники бестолково носились с футбольным мячом, но Шай на них особенно не смотрел. С Кошкой они договорились встретиться здесь двадцать минут назад. И куда его могло занести, Шай догадывался с трудом.
Он разлегся на скамейке, как на пляжном шезлонге, закинул щиколотку одной ноги на выставленное колено другой, нервно покачивая кедом, когда дерево под ним завибрировало, как от приземлившейся тяжести. Он не успел еще развернуться, когда Кошка проехался по отполированной сотнями задниц поверхности, отталкиваясь от пола обеими ногами с лихим ковбойским видом.
Шай мигом сел на скамейке, и Кошка подхватил его под грудью, почти перетянул на себя, потом извернулся, садясь боком, как полагается, и откинулся на стоящие сзади скамейки.
Кошка улыбался, и в этой его улыбке было что-то неправильно-странное. Приглядевшись, Шай понял, что именно: отсутствовал кусочек клыка, самый краешек, который вечно торчал от этой его улыбки. В остальном Кошка выглядел подранным, как обычно, а потом Шай посмотрел на его руки с красными сбитыми костяшками – и все понял.
- Ты что, героем решил заделаться? – спросил Шай, не зная толком, как ему на это все реагировать. Рыцарь-Кошка, все благородство которого заключалось не в сексуальном насилии над принцессой, а в защите униженных и оскорбленных, которые сами могли Кошке накостылять по загривку, отказывался укладываться в голове.
- Ну а фиг ли! – широко улыбнулся Кошка, и Шай увидел, что десна у него над отбитым зубом налилась кровью и побагровела. – Завернул после истории в сортир – а там один из этих, который больше всех выступает. Я и не удержался.
- Начистил ему морду? – выдохнул Шай саркастично, но Кошка сарказма будто не учуял, сияя гордостью за самого себя:
- Не то чтобы начистил, но рука у него хрустнула круто, чесслово.
Они помолчали немного, пока Кошка упивался воспоминаниями об избранных моментах недавней стычки, а потом Шай сказал:
- Ну ты и дурак. Думаешь, он сам о себе позаботиться не может?
- Во-первых, - хохотнул в ответ Кошка, - он один, а их много. Во-вторых, за друзей, мать его, и яйца кому-нибудь отгрызть не стыдно.
Шай поразмыслил недолго над последней репликой, потянул себя за шнурок толстовки, собирая в складки капюшон.
- Если бы я оказался на его месте, мне бы было неловко.
Кошка нехорошо усмехнулся. Над ущербным зубом в лунке выступила кровь.
- О, ты бы не оказался на его месте, уж поверь. И вообще, у нас скоро секситаймс, какого черта мы тут сидим, дождь скоро пойдет!
Кошка встал со скамейки, протянул Шаю руку совершенно обыкновенным мужским жестом, приплясывая на месте от нетерпения. Худощавый, с наркоманскими глазами Кошка, в котором не было абсолютно ничего героического. Кроме исцарапанных рук и обломанного зуба.
Шаю подумалось, что это его даже красит.
VII
- Есть интимный разговор, - прогрохотал Кошка и уселся на край Снегиревой парты так, что та опасно накренилась. Ручка тут же скатилась на пол, но поднимать ее в тот же миг Снегирь не стал – слишком у Кошки было одухотворенное лицо.
- Я тебя внимательно слушаю, - твердо сказал Снегирь и сложил руки на коленках.
- Ты вообще голубой или где? – спросил Кошка громко, так что несколько одноклассниц повернулись к ним с выражением крайнего неверия на лицах. Снегирь постарался эти взгляды проигнорировать и прошипел как можно более громко и возмущенно:
- Конечно, нет! Как такое могло прийти тебе в голову?
Кошка захихикал.
- Кое-какие чики на тебя пялятся, когда ты мимо проходишь, а ты как будто и не замечаешь. Не, их можно понять, ты вполне себе симпатичный, даром что рожа перепуганная как у шуганого голубя, но… - тут он прокашлялся и, приложив руку к сердцу, с чувством продекламировал: - Есть ли у этих несчастных надежда?
Снегирь стушевался. Несколько девочек за соседними партами тихонько засмеялись, и Кошка, вполне довольный эффектом, гордо раздул грудь.
- Наверное, есть. Не знаю. Боже, - Снегирь защемил переносицу пальцами. Наблюдавший за ним Кошка соскользнул с парты, вернув ее в прежнее устойчивое положение, и похлопал его по плечу, выходя:
- Соображай быстрее, сладенький. С такими темпами сексуальной революции умрешь непросвещенным!..
Родители были в отъезде, а это значит, что дома гостил Медведь, и Снегирю оставалось только надеяться, что обжимания его сестрица и ее бойфренд приберегут на потом.
Не то чтобы Синица когда-либо вела себя вызывающе в его присутствии, просто она могла рассчитывать на то, что домой ее брат вернется позже, и вылилось бы это в одну из тех печально-конфузных историй, о которых пишут на сайтах.
Но они оба сидели на кухне. Синица пила чай из большой кружки и листала журнал, Кохаб жевал впечатляющих размеров сандвич, весь погруженный в чтение какой-то книжки. Почти семейная идиллия.
Снегирь прокрался на кухню, надеясь спокойно налить себе молока и убраться в свою комнату, но тут Синица отвлеклась от журнала, улыбнулась ему и сказала:
- Эй, Ламби, привет! Не хочешь с нами посидеть?
Прежде чем Снегирь начал бормотать что-то извиняющееся, она взяла его за руку и усадила между собой и Медведем. Тот, как по команде, закрыл свою книжку и отложил остатки сандвича на тарелку.
- Послушай, братик, - начала Синица, неловко бегая взглядом. – Если есть что-то, о чем ты хотел бы мне рассказать – можешь сделать это сейчас. Я клянусь тебе, что ни я, ни Кохаб не станем относиться к тебе из-за этого иначе. И если вдруг родители, узнав об этом, будут расстроены, - ее взгляд сделался пронзительным и серьезным, - я обязательно поговорю с ними и все улажу. Ты не останешься один.
Во время неловкой паузы Снегирь, приподняв брови, посмотрел на Медведя, удостоился сухого кивка, снова перевел взгляд на сестру.
- Это какая-то шутка, да? – осторожно произнес он, сжимая руками свою кружку, как спасительный амулет.
Синица плотно сжала губы.
- Вовсе это не шутка. Рано или поздно о таких вещах надо говорить. Правда, Кохаб?
Медведь покачал головой с прикрытыми глазами и выражением лица, ясно говорящим: «Говно вопрос!»
Снегирь уставился на свои руки. Он решительно не мог понять, что за мрак тут творился.
Когда сестра накрыла его руку своей ладонью, он вздрогнул и посмотрел на нее.
- Скажи мне, родной, - попросила она, глядя ему в глаза, - ты… гей?
- …Чего? – ошалело брякнул Снегирь, чувствуя себя явно не в своей тарелке.
Синица и Медведь переглянулись, после чего она перефразировала:
- Тебе нравятся парни? В этом нет ничего страшного, правду тебе говорю. Это нормально, абсолютно нормально.
Какое-то время Снегирь гипнотизировал взглядом свою чашку с остывшим молоком. Рядом с буфетом тикали настенные часы, из крана тихо сочилась вода, Медведь галантно покашливал.
- Все, - наконец произнес Снегирь и распрямился, поднимаясь на ноги. – Достали.
Синица печально смотрела, как он огибает стол и хватает ветровку с крючка в прихожей.
- Пойду и позову Белку на свидание, - долетела до кухни сердитая реплика, прежде чем хлопнула входная дверь.
Когда Снегирь ушел, Медведь и Синица расплылись в зеркальных ухмылках и хлопнули друг друга по ладоням.
VIII
Кошка принес их с собой, запихав под мышку и едва не выронив во время очередного обряда скалолазания. Он сначала долго ломался, но потом все-таки сдался и осторожно разложил их у Шая на кровати. Длинные, узкие, из тонкого черного капрона. Они заканчивались лентами широкого кружева, к которым внутри были намертво припечатаны едва заметные полоски силикона.
- Чтоб не сползало, - похвалился Кошка так, как будто это было его личной инновацией, и любовно расправил капрон пальцами.
- Это… чулки? – спросил Шай, уже ощущая источаемый Кошкой градус неадеквата. Он пошарил по комнате глазами, ища предметы для обороны или, что хуже, нападения. В целях самозащиты.
- Чулки, - мигнул глазами Кошка и облизнул уголок рта, садясь по-турецки на кровать рядом с чулками. – Для тебя принес, специально. У меня в кармане еще эти лямочки стремные, которыми бабы их к трусам цепляют, но обойтись можно и без них, тем более, куда их фигачить, если трусов… - он поиграл бровями, - нет?
Шай был категоричен. Категоричность эта только усилилась, когда он приметил, что в случае чего баррикадироваться можно стулом.
- Я не буду это надевать.
Судя по лицу Кошки, он не поверил. Когда он заговорил, его голос звучал сладко, как у врача психотерапевтического учреждения.
- Почему не будешь?
- Это женское. Это… женское белье. Понимаешь, Софии, вообще-то я – мужик. А мужики… ну, обычно они не носят женские вещи.
Кошка хихикнул. Исцарапанные пальцы, беспорядочно гладившие капрон, метнулись к ремню на его джинсах и принялись его теребить, выкручивая из петель.
- Никто не узнает, - замурлыкал Кошка. – Поедем ко мне в комнату, запремся там, захерачу тебе какую-нибудь томную музыку, интимное освещение, все по понятиям…
С каждым новым словом его голос снижался на какие-то полградуса. Он говорил, как пьяный и безбожно влюбленный. Глаза его, только что блуждавшие по комнате, вдруг остановились на Шае:
- Ты будешь в одних чулках, в одних только драных чулках. Окна у меня на помойку какую-то выходят, да если бы и еще куда выходили – все равно, этаж-то третий, кто там чо увидит… Короче, я на подоконник тебя усажу, видал, как в этом, «Танго в Париже» или чего мы с тобой смотрели недавно, и ты забросишь мне ноги за шею. Я обязательно облапаю тебя за зад, не до синяков, не стремайся, а так, для стиля.
Кошка уже скалился обломанным зубом. Настенная лампа светила ему на лицо сбоку, и около носа выросла странная ершистая тень.
- А потом я тебя вые… прости, трахну. Так, чтобы мы перебудили всех моих тупых соседей. Так, чтобы ты весь стек мне в кулак. Так, чтобы я на тебе эти гребаные чулки разорвал в клочья.
На лицо Кошка казался абсолютно спокойным. Как будто планировал эту речь заранее.
Хорошо, что постоянные dirty talk Кошки уже в некотором роде привили Шаю иммунитет.
- Ни за что, - сказал он, пусть и не так твердо, как хотелось бы. – По крайней мере, не в трезвом состоянии.
Кошка ухмыльнулся и заулюлюкал.
- Это я тебе обеспечу! Что предпочитаете, мсье? Белый «Токай»? «Дом Периньон»? «Заносчивую лягушку»? Заметьте, я не предлагаю Вам водки, зачем же глотать столь мерзкое пойло такому утонченному созданию…
- Софи, - позвал Шай. – Замолчи.
Кошка вскочил на ноги и во мгновение ока оказался около подоконника.
- Между прочим, - сказал он, уже просовываясь в окно, - мою шарагу закрывают через двадцать минут. Но если я вдруг не успею, я идти я буду о-о-очень медленно - жди меня в гости, готовь задницу, ты знаешь, что делать.
Когда треск веток за окном утих, Шай медленно, боком приблизился к кровати и подобрал с покрывала чулки. Недолго думая, он скомкал их и сунул в ящик комода, аккурат под стопку трусов.
Ему не хотелось думать о том, что он только что сделал.
IX
Однажды, когда Кошка засыпает на уроке географии Европы, Шай тычет его под ребра ручкой и отчего-то спрашивает, как выглядят хоромы Кошки.
Сощурившись со сна, Кошка вспоминает свой спальный район в пригороде с приземистыми четырехэтажными домиками. Три корпуса общежития, остальные четыре домика – простые квартирники, но тем, кто побогаче, сдаются на тех же правах, что и общажникам. У квартирных в свободном доступе телевизоры, индивидуальные холодильники, и вообще, царит коммунизм: каждой квартире – отдельный душ.
Вот этому Кошка, пожалуй, завидует больше всего. Соседи не в восторге, когда он занимает кабинку на сорок минут, не задвинув створку, и громко поет, потирая себя ладонями по выпирающим ребрам.
Кошка спохватывается, когда понимает, что Шай все еще ждет ответа.
- Да коробка как коробка. Кровать эта, без спинки которая, трахта… не, тахта, кажется. Пара стремных стульев, тумбак без одного колесика, зато картина на стене прикольная, не моя, слава богу. И еще какой-то жуткий ковер, зеленый, как будто его не одно поколение жильцов заблевало, но в общем ничего такой, живенький! Привносит, как его… нотку свежести, во, - шепчет он на одном дыхании, пониже склонившись над тетрадью.
На Кошке – растянутая майка-поло, зашитая по плечу вдоль шва. Стежки грубые и косые, и умилительно представлять, как Кошка сидит, скрючившись, на «стремном стуле», зашивая себе майку.
Шай никак не может понять, почему и во всяком рванье Кошка умудряется выглядеть прилично. Но что-то помогает ему различить в голосе Кошки почти неощутимую точку, и у Шая заканчиваются вопросы. Остаток урока он сбивчиво конспектирует в тетрадь за учителем, а Кошка лежит, уткнувшись лбом в его правую руку, и если не дремлет, то очень искусно делает вид.
Когда без десяти одиннадцать вечера Кошка сходит с электрички, на улице уже непривычная темень, хоть глаз выколи. Кошка ищет в кармане зажигалку, чтобы держать ее под ладонью и притворяться, как будто от этого крохотного огонька есть хоть какой-то прок. Зажигалка не находится, и Кошка идет по дорожке от перрона вслепую, отчаянно надеясь ни обо что не споткнуться и не пропахать носом полметра – не хочется портить лицо.
У входа в его корпус (металлические двери, парные, крашенные в темно-вишневый) нависает козырек, с которого щурятся три маленьких фонаря под проволочными забралами. Около дверей стоит деревянная скамейка, на которой уже ютятся завсегдатаи, соседи по этажам, комнатам и душевым кабинкам. Человек шесть или семь – Кошка знает всех до единого, пусть и не каждого – по имени.
Они здороваются рукопожатиями или кивком, и один протягивает Кошке обсосанный косяк в землисто-коричневой бумаге. Кошка думает недолго, а потом кусает губами мокрый мундштук и втягивает – ровно столько, сколько может, пока щедрый тип не отдергивает руку, смеясь, что «этот пидор хочет засосать мне по локоть, парни».
Все смеются, Кошка хохочет тоже. Эти шутки лишены злобы, чему Кошка на самом деле немало удивлен.
Когда он проскальзывает в свою одноблоковую комнату, ему даже начинает казаться, что это место не лишено уюта. Запершись у раковины с бритвенным станком, Кошка вспоминает о том, как эти соседские парни повели себя, когда впервые узнали, что Кошка – гей.
Пожалуй, однажды сюда даже можно будет пригласить Шая. Как они и договаривались, с бутылкой дорогущего алкоголя и дамскими чулками в кармане.
X бонус - не АУ
Никто понятия не имеет, откуда рядом с ведущей в горы дорожкой взялась эта скамейка, но стоит она там очень кстати. Ее спинка и сиденье – единое изогнутое полотно, вымощенное плоскими досточками яркого желто-коричневого орешника, от которого очень вкусно пахнет старенькими домами. Тигр утыкается в щель между полосками дерева и нюхает, так сильно, что начинает с треском побаливать за ушами.
Воздух солнечный, такой аппетитный и свежий, что если бы его можно было запечатать в банках на зиму – ничем другим питаться бы и не пришлось.
Над скамейкой вьется плодоносящее дерево с такими сочными зелеными листьями, что рябит в глазах, когда смотришь сквозь них на солнце. От веток ершатся, топорщась, тонкие усики-черенки, и на их концах крупными фиолетовыми каплями виснут яркие ягоды. Запыленные ветром, песком и солнцем, но их даже необязательно мыть, достаточно протереть рукавом.
Тигр с разнеженным трудом отрывает голову от колен Медведя, и на его лице отражается настоящая упрямая мука. Кончики пальцев проскальзывают в дюйме от самой нижней, тяжелой, налитой ягоды, и Тигр роняет руку со стуком на спинку скамьи.
В щель между листьями ярко светит солнце, и Тигр уворачивается изо всех сил. Ягода манит его, как проклятого, и он начинает тихонько, задорно канючить, ерзая головой по Медвежьим ногам.
То ли солнце слишком ласковое сегодня, то ли нытье Тигра слишком угнетающе, но почти сразу Медведь, не отрывая глаз от книги, срывает для Тигра черенок сразу с двумя ягодами – и роняет с высоты ему на нос.
Тигр жует, стараясь не попасть зубами по косточкам, и косит глазами в сторону дороги. Мимо проносятся Белка с Синицей, держатся за руки и с воплем смеха падают в густые цветочные дебри молодого молочного луга.
День такой хороший и благодатный, что у Тигра все крутятся какие-то радостные слова на языке, но он не может понять, как бы ему рассказать об этом и что это за прохладное, свежее чувство просыпается у него в груди, перебирая перьями в крыльях.
Тигр опускает веки и мурлычет под нос какую-то легкую солнечную песенку, сложив руки на груди.
@темы: драббл, слэш, для кого-то, pg, гет, домдвапостройсвоюлюбовь, фанфикшн, r
-
-
05.06.2012 в 16:23Зачем всем знать, что за трешугар я малюю по носам, ты чоо
А тексты прекраснее рассвета и заката вместе взятых, я буду их так же, как и старенькие, перечитывать в моменты пичали, одиночества и самоубийства душевного равновесия, чтоб они подобно чудодейственной молитве спасали меня ото всех этих моих мерзопакостных спутников-недугов.
Аминь-
-
05.06.2012 в 16:35носа, носа, таблетка от поноса
ASDFGHJKL ну я тут от Неприкасаемых еще отойти не могу, а тыы, а тыыыыы!111!111!!!! ТзззззззззззззТ НАШ КАНОН БУДЕТ ЖИТЬ ВЕЧНО <333333333
-
-
05.06.2012 в 17:46-
-
05.06.2012 в 17:53-
-
06.06.2012 в 00:15