in you!
A.Dent у себя написала вот кое-что - запись закрытая, простите, если что не так D: а гадкая Аня взяла и, даже не спросив разрешения, родила очередное .______." Дент, прасти, если надо было спросить прежде! D:>
итаак, по мотивам.
Черный/Курильщик, почти PG
Вид у Курильщика в эти-последние-дни убитый донельзя – Сфинксу, говоря откровенно, в такую скорбь по усопшему Стервятнику верится с трудом, но он не лезет. Самому сейчас достаточно тошно и без чужих проблем.
Когда Курильщик возвращается домой, глаза у него на мокром месте, и Черный, едва завидев – руки самопроизвольно сжимает в кулаки: только скажи, кто? Курильщик смотрит на него с такой жуткой всепоглощающей тоской, что Черному кажется: у него в зрачках – две миниатюрные Вселенные, наполненные звездами, крошеным огнем и черными дырами. Оттуда веет холодом и вакуумом, Черному неуютно смотреть.
- Стервятник умер, - говорит Курильщик сипло. Голос у него без дрожи, но ходит мысками по высоким ноткам – нехороший признак. Кулаки разжимаются сами, Черный кивает: слыхал уже, но особым сочувствием не проникся. Что для него мир за пределами особого, ограниченного пространства?..
Курильщик шмыгает носом и едет куда-то, кажется, за чаем, а Черный идет за ним, как привязанный. Или как в дурмане, а ноздри все еще щекочет холодок из двух Курильщиковых Вселенных. Воздух перетянут напряжением, похожим на рыболовную леску: если приноровиться, его можно поймать языком.
- Не понимаю, - говорит Черный хмуро и глаз не сводит с Курильщиковой макушки, и чем больше смотрит, тем меньше ему нравится ситуация. Казалось бы: ну помер, крючконосый, – так хоть другим хлопот не доставляй, кроме Ральфа своего да покойного брата на той стороне! Так нет же…
Курильщик не переспрашивает, чего там именно Черный не понимает. Голову на локти уронил – и не двигается почти.
- Он тебе вроде не слишком-то нравился, - щурится Черный, и что-то вдруг внезапно его тянет закурить. Нехорошие подозрения вьются голубым дымком аргонной трубки. Черный отгоняет их от себя.
Курильщик поднимает на него глаза, неожиданно острые и глубокие, Черного аж прошибает где-то в груди – такой у него режущий взгляд.
- Все равно его жалко, - сипит Курильщик с извиняющимися нотками, но по виду его ясно, что все же сильнее всего его треплет какая-то другая причина. Черный смотрит меланхолично изо всех сил, руки сложив на груди: момент истины. Курильщика нельзя торопить. Его и не надо торопить: он всегда все говорит сам, как только зреет для этого окончательно. Черный знает, бывал.
Тут, наверное, Курильщик в себе докапывается до нужного и неприятного, потому что голос у него надламывается сухой сосновой веточкой, брызжет плаксивым запахом хвои. Его нервные руки с щуплыми запястьями сложены на столе, одна в другую, и он в сумасшествии хрустит суставами. Звук этот, щелкающий и резкий, раздражает Черного: он отнимает от плеча одну руку и заглушает ею Курильщикову нервозность на столе.
- Я думал… - говорит Курильщик и снова срывается, - о том, что… Стервятник вот умер, а я утром Ральфа видел, и понял… Ральф, на него же смотреть страшно, он как будто… лет на пятьдесят старше, понимаешь?.. Болезненный совершенно, а прошло-то ведь совсем немного, дальше-то будет тяжелее, и еще…
- Стой, - перебивает его Черный, потому что голос Курильщика становится чередой всхлипов, нанизанных на армированную нитку. – Так ты что, за Ральфа так беспокоишься?
Курильщик смотрит на него молча, а Вселенные кричат: дурак, дурак!
- Ты не понял, - упрекает Курильщик, практически в первый раз за все время говорит Черному, что Черный чего-то недопонял, - дело же не в Ральфе одном, и не в Стервятнике одном, а в них обоих, вот что я хочу сказать, но мне такие вещи никогда не давались легко, смысл весь в том, что они… они вместе были… а теперь…
Черным смотрит выжидающе. Курильщик, напротив, отводит взгляд.
- Понимаешь? А если? – заканчивает Курильщик, и последнюю фразу, эту пару слов с соленым привкусом неловкого вопроса, он оставляет так, как есть, без всякого продолжения. Его руки бьются под рукой Черного, как тринадцать мух – в орехе из французской сказки. Как ночная бабочка, залетевшая в плафон-стакан на люстре. Как большое, горячее сердце.
И Черный все-таки понимает. Ощущение такое, как будто его все-таки стукнуло разрядом из Курильщиковых зрачков, но не без приятного. Другое дело, что он не знает, как ему следует на это ответить. А как вообще отвечают на подобные вопросы?
- Расслабься, - говорит Черный глупо и показывает кривую, самоуверенную ухмылку. – Пусть попробуют, ага? Или о чем ты там… Все у меня под контролем, - и машет рукой. Мол, плюнь ты на вопросы жизни и смерти, Курильщик, это такая условность!
Не сказать, что Курильщик сильно веселится от этой фразы.
Но хоть сопли пускать перестает.
итаак, по мотивам.
Черный/Курильщик, почти PG
Вид у Курильщика в эти-последние-дни убитый донельзя – Сфинксу, говоря откровенно, в такую скорбь по усопшему Стервятнику верится с трудом, но он не лезет. Самому сейчас достаточно тошно и без чужих проблем.
Когда Курильщик возвращается домой, глаза у него на мокром месте, и Черный, едва завидев – руки самопроизвольно сжимает в кулаки: только скажи, кто? Курильщик смотрит на него с такой жуткой всепоглощающей тоской, что Черному кажется: у него в зрачках – две миниатюрные Вселенные, наполненные звездами, крошеным огнем и черными дырами. Оттуда веет холодом и вакуумом, Черному неуютно смотреть.
- Стервятник умер, - говорит Курильщик сипло. Голос у него без дрожи, но ходит мысками по высоким ноткам – нехороший признак. Кулаки разжимаются сами, Черный кивает: слыхал уже, но особым сочувствием не проникся. Что для него мир за пределами особого, ограниченного пространства?..
Курильщик шмыгает носом и едет куда-то, кажется, за чаем, а Черный идет за ним, как привязанный. Или как в дурмане, а ноздри все еще щекочет холодок из двух Курильщиковых Вселенных. Воздух перетянут напряжением, похожим на рыболовную леску: если приноровиться, его можно поймать языком.
- Не понимаю, - говорит Черный хмуро и глаз не сводит с Курильщиковой макушки, и чем больше смотрит, тем меньше ему нравится ситуация. Казалось бы: ну помер, крючконосый, – так хоть другим хлопот не доставляй, кроме Ральфа своего да покойного брата на той стороне! Так нет же…
Курильщик не переспрашивает, чего там именно Черный не понимает. Голову на локти уронил – и не двигается почти.
- Он тебе вроде не слишком-то нравился, - щурится Черный, и что-то вдруг внезапно его тянет закурить. Нехорошие подозрения вьются голубым дымком аргонной трубки. Черный отгоняет их от себя.
Курильщик поднимает на него глаза, неожиданно острые и глубокие, Черного аж прошибает где-то в груди – такой у него режущий взгляд.
- Все равно его жалко, - сипит Курильщик с извиняющимися нотками, но по виду его ясно, что все же сильнее всего его треплет какая-то другая причина. Черный смотрит меланхолично изо всех сил, руки сложив на груди: момент истины. Курильщика нельзя торопить. Его и не надо торопить: он всегда все говорит сам, как только зреет для этого окончательно. Черный знает, бывал.
Тут, наверное, Курильщик в себе докапывается до нужного и неприятного, потому что голос у него надламывается сухой сосновой веточкой, брызжет плаксивым запахом хвои. Его нервные руки с щуплыми запястьями сложены на столе, одна в другую, и он в сумасшествии хрустит суставами. Звук этот, щелкающий и резкий, раздражает Черного: он отнимает от плеча одну руку и заглушает ею Курильщикову нервозность на столе.
- Я думал… - говорит Курильщик и снова срывается, - о том, что… Стервятник вот умер, а я утром Ральфа видел, и понял… Ральф, на него же смотреть страшно, он как будто… лет на пятьдесят старше, понимаешь?.. Болезненный совершенно, а прошло-то ведь совсем немного, дальше-то будет тяжелее, и еще…
- Стой, - перебивает его Черный, потому что голос Курильщика становится чередой всхлипов, нанизанных на армированную нитку. – Так ты что, за Ральфа так беспокоишься?
Курильщик смотрит на него молча, а Вселенные кричат: дурак, дурак!
- Ты не понял, - упрекает Курильщик, практически в первый раз за все время говорит Черному, что Черный чего-то недопонял, - дело же не в Ральфе одном, и не в Стервятнике одном, а в них обоих, вот что я хочу сказать, но мне такие вещи никогда не давались легко, смысл весь в том, что они… они вместе были… а теперь…
Черным смотрит выжидающе. Курильщик, напротив, отводит взгляд.
- Понимаешь? А если? – заканчивает Курильщик, и последнюю фразу, эту пару слов с соленым привкусом неловкого вопроса, он оставляет так, как есть, без всякого продолжения. Его руки бьются под рукой Черного, как тринадцать мух – в орехе из французской сказки. Как ночная бабочка, залетевшая в плафон-стакан на люстре. Как большое, горячее сердце.
И Черный все-таки понимает. Ощущение такое, как будто его все-таки стукнуло разрядом из Курильщиковых зрачков, но не без приятного. Другое дело, что он не знает, как ему следует на это ответить. А как вообще отвечают на подобные вопросы?
- Расслабься, - говорит Черный глупо и показывает кривую, самоуверенную ухмылку. – Пусть попробуют, ага? Или о чем ты там… Все у меня под контролем, - и машет рукой. Мол, плюнь ты на вопросы жизни и смерти, Курильщик, это такая условность!
Не сказать, что Курильщик сильно веселится от этой фразы.
Но хоть сопли пускать перестает.
@темы: драббл, слэш, pg, дом, в котором, фанфикшн
-
-
19.12.2011 в 21:15Вах! Правда, я могу уташшыть?
-
-
19.12.2011 в 21:34-
-
19.12.2011 в 21:46-
-
19.12.2011 в 22:56Дык, с деццтва так приучен-с
-
-
12.04.2012 в 22:01Вот я как раз об этом думала про них с ним.
И про сердце-мотылька так прекрасно! ыыы
ЖАЛКО СТЕРВЯТНИКАА .___.