[wee-hoo]

я что-то насмотрелась артов вроде этого, и...
Сэтто, родная, это тебе.
не обессудь, потому что я так и не переглядела канон и писала по скопу старых ощущений :ОООО

холодный Огненный Принц

Менялось все.
Дворец Огня то разрастался, казалось, на всю планету, то съеживался до размеров одной крохотной комнатки в завалах свитков и запахах кипяченой крапивы. Поначалу Зуко хотел выбросить все, что принадлежало его отцу – много золота с фамильной гравировкой, конверты, запечатанные воском таким древним, что тот ссыпался, стоило постучать уголком конверта по столу, пустые ножны с прекрасной инкрустацией – россыпью млечно-звездных камней были выложены на них куски легенд и преданий страны Огня. Был отцовский шлем, и покрытый латунной сажей дракон, восседающий на его верхушке, своими глазами видел первое сражение своего хозяина.
Были старые монеты с ромбическими дырками в центре, нанизанные на шелковые шнуры цвета гранатовых семечек – амулеты. Была фигурка тигра с желтыми янтарными глазами, выточенная из черного железа и приятно тяжелящая ладонь, а по хребту тигра сбегали толпой иероглифы и рисунки в завитушках едва различимой шерсти. Зуко потратил не меньше получаса на то, чтобы раскрыть зажимы на брюхе тигра, потому что тигр распадался на две одинаковые половинки.
Он и сам не мог сказать себе, что именно ожидал там увидеть: локон? записку? драгоценность?
Внутри не было ничего, кроме памяти, и вот тут-то Зуко и решил махнуть рукой на копание в старых вещах. Он просто распорядился, чтобы их запрятали куда-нибудь подальше.
Не было абсолютно никакого смысла их уничтожать или пытаться от них избавиться.
Память – она всегда плохо умирает.

Еще у памяти было другое свойство: она всегда возвращалась.
И Зуко, спустя столько времени, не ждал гостей, но, в общем-то, ему не пришлось гадать долго, когда в лаковых коридорах, обраставших с годами коврами и панно, запахло холодом и хрусткими снежными искрами.
Зуко с трудом выбрался из такого огромного, но такого тесного кабинета, чтобы встретить Сокку; Сокка нашел его сам, а потом проигнорировал протянутую руку и встряхнул в объятии так легко, как будто Зуко ничего не весил во всех этих своих парадных одеждах.
- Я погощу у тебя немного? – спросил Сокка громко и вспылил своей белоснежной, широкой улыбкой, совершенно не чувствуя тесноты дворцовых стен.
Зуко сразу кивнул – горячо и радостно.

Менялись все.
Сокка ворвался в него, расплескивая кругом свой трескучий морозистый голос, и что-то в Зуко сначала пошло трещинами, а потом начало оттаивать. Чай во дворце Огня разливали такой горячий, что тонкий пористый фарфор нагревался тоже, и чашку невозможно было сразу же взять в руки.
Сокка пил этот огненный чай залпом и пачкал разложенные у стола свитки, капая на них из опрокинутой чернильницы.
Смеялся в полный голос и постоянно лохматил себе волосы, отросшие до поджарой линии челюсти.
Синий, как светлая полярная ночь, дорожный плащ Сокки был подбит щекотным белым мехом, а за ухом он носил снежное совиное перо, которое, конечно, не мог не подарить Зуко.
Ночами вспоминали прошлое, все сказанные шутки и все пройденные дороги, которые за плечами остались так далеко, что и оглянуться на них было непросто. А от Сокки все еще пахло острой памятью и прошлым, по которому Зуко порой так болезненно, так сильно скучал. Поэтому Зуко теснился иногда у Сокки на груди, а Сокко обнимал Зуко за плечи, и оба чувствовали себя слегка нетрезвыми, хоть и не брали в рот ничего кроме крепкого чая.
Ночи расцветали пунцовой луной, и было в них что-то смешливо-ребяческое, несерьезное.
А губы у Сокки оказались ужасно горячими.

Время сбегало,
и когда Сокке пришлось возвращаться домой, Зуко все не знал, куда девать руки, и поэтому сложил их на груди крестом.
Сокка оскалился и приветливым северным жестом сцапал ладони Зуко своими холоднющими пальцами-ледышками. Как будто ни не прощались, а только здоровались, и это не могло не вызвать у Зуко улыбки.
- Ты тоже приезжай! – сказал Сокка. – Дворца не обещаю, но тебе у нас понравится, слово даю.
Как только спина Сокки пропала за воротами, Зукко поднялся через ступеньку в кабинет и, догадливо озираясь, приметил, что там стало просторнее. На полках и над столом держались еще стойкий морозный запах и шевеление отороченного мехом капюшона, и Зуко приступил к беглому просматриванию сваленных на краю стола свитков.
И оставалось только разобраться с этой работой, а потом…
Зуко стиснул перо совы в левой руке. На ощупь оно все еще было приятно-прохладным.
Это казалось хорошим предзнаменованием.