[wee-hoo]

я никогда не спал с мужчиной
ну то есть нет конечно спал
но просто спал вобще без секса
ну то есть что считать за секс (ц)

очень, ОЧЕНЬ много из жизни нашего домадва <3

Что ж, у соседства с Кошкой были свои... особенности.
Шай понемногу приучил себя просматривать коридоры за углом с помощью зеркала на длинной ручке, с рекордной скоростью перевоплощаться в птицу и улетать к чертям собачьим, а также - не оставлять личные вещи без присмотра. После того, как Шай вскочил ночью, вопящий и взмыленный ото сна, в котором голый Кошка сидел на нем верхом и облизывал его расческу.
Расческой, кстати, Шай пользоваться перестал. Даже трогать ее не стал - позвал недоумевающего Снегиря и попросил его ее сжечь. Потом, правда, выяснилось, что простодушный синицын брат расческу выкинул в мусорное ведро, где ее опознал Кошка...
Боже, Шай благодарил всех богов сразу за то, что Кошка оказался не такой помойной душонкой, как он думал. Так что с расческой все обошлось.
Даже то, что сидящий на верхнем этаже у раскрытого окна Шай, поглощенный чтением, и не шелохнулся, получив бумажным самолетиком аккурат в лоб, объяснялось именно сожительством с Кошкой.
Шай вытянул шею, очень осторожно выглядывая в окно. С Кошки сталось бы оказаться на крыше и выплеснуть на Ворона ведро, скажем, ледяной воды.
Внизу стоял Кошка. Как только он понял, что его заметили, сразу же сложил ладони рупором (хотя орал он и без этого громко, как слон, которому наступили на, пардон, яйца) и завопил:
- Птичка моя, спускайся сюда, тут ручьи текут! Будем кораблики запускать!
И Кошка восторженно заулыбался, принявшись скакать с одного берега крохотного полноводного ручейка до другого. Похожий на северного шамана с копной своих перекрученных волос, странно-темной кожей и шрамистыми полосками на щеках.
- Нет настроения, - прокаркал Шай в окно и тут же убрал оттуда голову совсем, явно опасаясь получить по ней чем-нибудь. Кошка внизу только забортомал что-то сердитое и неприличное.
Шай вздохнул. Вернулся к чтению.
- Ну и ладно!! - ворвалось диким грудным воплем в окно, отчего Шай аж подскочил на заднице. - А ну быстро выронил свои глаза сюда, смотри и завидуй!
Шай вздохнул снова, еще тяжелее. Книжку отложил, перевернув обложкой кверху, хотя терпеть не мог, когда так делают.
Перегнувшись через стол, он схватился пальцами за раму в основании окна. Высунул голову.
Кошка в его сторону не смотрел. Присел на корточки, широко раздвинув колени, как моряк, которого мутит от съеденного в порту на спор овощного рагу, и пытался спустить на воду маленький кораблик. Сделанный довольно криво и, как показалось Шаю, из страницы, которая когда-то принадлежала книжке Медведя.
Когда Кошке, высунувшему от усердия язык, наконец, удалось спихнуть кораблик в быстротечную воду, тот не прошел и пары ладоней - почти сразу завалился на бок и проплыл так еще совсем немного, прежде чем бумага тоскливо сморщилась и осела мокрым комком.
- Хреновый из тебя пират, - заметил Шай зловредно, отчего-то позабыл о данном самому себе обещании: "Никогда-не-ввязывайся-в-разговоры-с-этим-чудиком".
- Чего? - оскорбился Кошка, распрямился, чуть покачнувшись, и, демонстративно схватив себя за промежность, широко оскалился, глядя в шаево окно: - Да я самый лучший пират из всех, кого ты знал, тетеря! Вот подожди. Как направлю свой фрегат, корабль наслаждений, в твою тихую кудлатую бухту - так и сразу все поймешь!..
И Кошка, подорвавшись, одним прыжком исчез на крыльце.
Когда Шай заслышал его радостный топот на лестнице, он с видом смертельно уставшего человека подошел к своей двери, задвинул щеколду, потом подпер дверь стулом, на который, недолго думая, сел сам.
"Будем с тобой по-пиратски говорить, значит", - пронеслось у него в голове печальной мыслью, и он скрестил руки на груди, готовясь к осаде.

- ...и, знаешь, в западной части леса, шагов через двести и пару десятков, оленуха разродилась дохлым олененком. Ему уже пофиг, ей, в принципе, наверное, тоже, поэтому ее можно забить, а он и так уже готовенький...
Шай когтями ерзает по меховым складкам на медвежьей холке. И вещает, отчего клюв у него трещит, как кусочки кремня, соседствующие на одной нитке.
- Знаешь, что, Шай? - говорит вдруг Медведь, отчаянно басит грубым хищничьим горлом. Сухожилия перекатываютсяи трутся друг об друга в его шее. - Не хотел бы ты присмотреться к Кошке?
Шай замирает в ужасе. Перебирает когтями, а вообще вид у него такой, как будто его уже ощипали и готовятся засунуть в печь. Некие извращенные любители сухого вороньего мяса.
- В прошлый раз ты говорил о Снегире, - скулит он растерянно, и в голосе так и тянется: "Пожааалуйста, только не Кошка! Хоть Снегирь, хоть Синица, да хоть ты - только не Кошка, ради всего святого!!"
- Я просто присмотрелся к Кошке, - рассуждает Медведь, но умалчивает о том, что Кошка мельтешил у него перед глазами так долго и часто, что не начать присматриваться было невозможно. - Никогда не верил... то есть, мне всегда казалась довольно убедительной теория о притяжении противоположностей. Мне кажется, вы это... того... сойдетесь.
- О, Небесный, - бормочет Шай, потерянно клацая клювом. - Он наглый, шумный, хамоватый, пошлый...
- Он бодрый и, как его... живенький, - осторожно высказывается Медведь.
- ...а еще у него хрен с моторчиком, - договаривает Шай птичьим фальцетом и шумно сглатывает.
- Прямо-таки с моторчиком? - удивляется Медведь.
- Я образно, - свирепо шипит Шай.
Еще десять шагов - в полной тишине. Потом Медведь говорит:
- Ладно тебе, пернатый. Он не такой уж и плохой, - а про себя добавляет: "Только стукнутый немножко на голову, но это детали".
Шай вздыхает:
- Хорошо, Кохаб, я... я, короче, подумаю, ладно? Только, ради всего святого, не пугай меня боле такими предложениями.
- Как скажешь, - миролюбиво соглашается Медведь и топает дальше несколько быстрее, чем ранее.
А сам додумывает: "Отлично, значит, все же есть надежда, кто Кошку теперь я буду видеть реже..."

- Ты мне не доверяешь, да?
Шай вздрагивает. Поднимает глаза на Кошку, который снова лыбит жало. Мечется между "Дьявол морской тебе доверяет" и "Не подходи ко мне!!".
Потом вспоминает разговор с Медведем, вдыхает глубоко, растирает пальцами переносицу.
- Прости, о чем ты?
- Ну, как же, - Кошка явно оживляется, когда понимает, что может сложиться какая-нибудь веселенькая беседа. Хотя он верил в себя, еще когда из окна увидел Шая на крылечке. Сидящего в корявом подобии шезлонга, возведенном непригодными для плотничества руками Медведя, без вечной книжки в руках. Щурящегося от солнышка. - Ты, наверное, стремаешься ночи нашего физического единения? - и, пока Шай соображает, что только что произнес этот дикарь, Кошка быстро перекидывает свою ногу-водоросль через шаевы бедра. Садится сверху.
Шая вдоль спины мурашки прошибают. А Кошка ерзает - вроде тощий, как плеть, откуда столько весу?!
Шай отклоняется от Кошки подальше. Так далеко, как только позволяет спинка шезлонга.
Сам упирается руками ему в живот и пытается с себя спихнуть.
- Не дергайся, лапушка! - смеется Кошка беззлобно, но все равно гаденько, хватает Шая за запястья и ведет его ладони к своим раскрытым бедрам, ко внутренней их части. Прижимает там, ухмыляется во весь рот.
Шай похож на бело-зеленую мятную конфету. Из тех, которых отчего-то так панически стал бояться Медведь.
Кошка урчит и лбом к шаеву лбу жмется.
- Почему тебе даже не надо напиваться, чтобы нести такой откровенный бред? - выдавливает из себя Шай, отчаянно стараясь не чувствовать ничего под руками. Горячих, тощих мышц. "Господиэтоужаснояхочувсвоеродовоегнездо".
- Почему мне даже не надо ничего особенно делать, чтобы у тебя встал? - смеется Кошка в ответ и очени стремительно сползает с шаевых колен, отпрыгивает в сторону, где потягивается, довольно хихикая.
Шай в ужасе рассматривает свой пах. Говорит плаксиво:
- Врешь ты все!
Кошка гогочет, щурит глаза:
- От псевдостояка до беременности - один шаг! Запомни эту фразу, милый. А если будешь пересказывать кому-то - не забудь указать, что авторство - мое.
И уносится куда-то в дом.
Шай садится на шезлонге, подбирает колени к груди, и к нему постепенно возвращается здоровый цвет лица.
- Вот всегда так, - шепчет он и сам, наверное, не вполне понимает, к чему.

- Вставай, вставайвставайвставай, - зудит над ухом. - Подними свою милую узкую задницу... вот, это, кажется, она... чувствуешь? нет?... подними, короче... с кровати и следуй за дядей Кошкой...
- Иннахер, - бурчит Шай и сонно дергает одеяло, чтобы укрыться им по самое не могу и отгородить себя от гадкого, жаркого шепота над ухом.
Кто-то, увалившийся верхом (гспди, да ему не надо даже просыпаться, чтобы понять, чей это адово острый копчик колет его в живот сквозь одеяло), в это время начинает кусать его за ухо. Не мягонько-легонько-сюси-пуси, а вполне себе так брутально, как будто хочет оторвать кусок.
- А! - коротко, басисто вскрикивает Шай и садится в кровати, отчего Кошку-наездника слегка толкает назад. - Больно, бля! - и он глядит исподлобья и сердито, потирая укушенное ухо.
- Нехрен спать, когда вокруг столько чудесных занятий! - горланит Кошка так, как будто в соседних комнатах и этажом ниже не спят люди, которые в ярости очень даже страшны. Речь, разумеется, о Синице с Медведем, не о Снегире - тому даже никогда не удается разом сдуть с одуванчика все пушинки.
- Какие занятия, Кошка? - хренеет Шай, спихивает ухмыляющегося полудурка на пол, хотя тот все равно соскальзывает на ноги, и укладывается в постель снова. - Уйди отсюда, а? Дай мне поспать спокойно? А завтра будем в юннатов играть хоть до посинения, - и добавляет про себя: "Несмотря на то, что посинение мне придется вызвать у тебя насильно. Удушье - кратчайший путь к посинению".
- Стоппэ! - командует Кошка и садится на край шаевой постели, начиная загибать пальцы. - Можно нарисовать на песке за линией прибоя член. Можно спереть в порту шлюпку или целое судно. Можно спереть даму или моряка, мы-то оба знаем, что нам краше! - следует очень, _очень_ блядское подмигивание. - Можно забежать в бар, все там порушить и убежать. Да куча занятий, боже ж ты мой!
Шай смотрит на него секунд двадцать, глупо смаргивая. Потом говорит:
- Кошка, пожалуйста, убейся.
Кошка заливисто хохочет. И произносит сквозь смех:
- Нет, есть еще одно, так сказать, домовое занятие. Тебе даже с места вставать не придется, - и он просачивается под шаево одеяло так незаметно, что Шаю кажется: сейчас нервы у него лопнут, и он заорет, как перепуганная викторианская девица.
Хорошо еще, что обострение физических способностей в моменты стресса никто не отменял.
-
Синица сонная, когда, отлипнув от груди Медведя, оборачивается в постели на раскрытую дверь. В проеме - драматично подсвеченная фигура Шая: подмышкой у него подушка, в кулаке зажато волочащееся по полу одеяло.
- Ребят, - говорит Шай мрачно, - я сегодня с вами посплю, лады?
- Вчетвером?! - орет Кошка, не прекращая барабанить в дверь из комнаты Шая, где его заперли. - Охренеть! Мне нравится!11

- А что это у тебя такое? - хмурится Синица, уже, вообще-то, собравшаяся идти по своим делам. Убегает она обычно очень быстро, вот Снегирь, недооценив внимательность сестренки, и распахнул дверцу шкафа, пока она не скрылась в коридоре.
- Ничего! - пищит Снегирь и с сухим хлопком закрывает шкаф. Спиной к нему прислоняется и, спрятав руки за спиной, пальцы крестиком делает.
Вид у Синицы, как у матерого следователя, когда она вот так вот вскидывает бровь. И подкрадывается к Снегирю.
Ниже его ладони на две, а глядит свысока. Снегирь старательно глаза прячет.
- Родной, - воркует Синица, - открой-ка шкафчик.
Снегирь сглатывает. Медленно разворачивается к створкам лицом. Корит себя за мягкотелость. "Был бы на моем месте Кошка - отвлек бы ее, сказав, что за окном летит дракон, - думает он печально. - Хотя, нет. Кошка бы сам в окно выбросился. Ее это бы обрадовало больше дракона".
Он открывает шкаф, и туда заглядывают сразу две черноволосые головы.
В шкафу - свернутый в трубочку коврик с длинным плюшевым ворсом, похожим на множество маленьких тоненьких пальчиков. Кремово-желтый, напоминающий миниатюрное мохнатое солнышко. Очень теплый и мягонький на вид - Синица, конченый кинестетик, даже трогает его пальцами, не удержавшись. Хороший.
- И зачем это? - спрашивает она, теперь уже глядя на Снегиря, хотя сама-то неглупая, прекрасно догадывается.
У Снегиря под скулами наливается слабеньким розовым шампанским.
- Тигр сегодня прийти обещал, - бормочет он, чуть ли не ковыряя пальцем ладонь в смущении.
Синица тихонько смеется. Закрывает шкаф. В глазах у нее теплятся маленькие задорные звездочки.
- Только не шумите, - просит она, и Снегирь, раскрасневшийся только пуще, горячо кивает.
В общем, из его комнаты Синица выходит с мыслями: "Боже, у меня чудесный брат".

- Прости, я с самого начала думал, что это плохая идея! - Снегирь мнется в волнении, с ноги на ногу перетаптывается и кусает губы.
- Да брось, - урчит Тигр и улыбается черными глянцевыми губами. - Садись и держись покрепче, вот увидишь, мы их сделаем.
Снегирь стоит на месте, неуверенный и какой-то испуганный. Тигр подходит к нему, очень высокий, на длинных, упругих лапах, и бодро тычется широким полосатым лбом в снегиреву руку.
- Не дрейфь, - и глядит одобрительно, а глаза желтые, как совсем молодой, отшлифованный янтарь. Ярко-желтые и ярко-хитрые.
И Снегирь, вздыхая, перекидывает через него ногу, седлает чуть позади лопаток. Бока большого, сильного зверя вздымаются под икрами - теплые, пушистые, а сердце у Тигра бьется изнутри так отчаянно-радостно и сильно, что, наверное, если человеку плохо и больно до слез, ему стоит только немножко послушать биение этого любопытного, жизнерадостного сердца - улыбка сама наползет на его губы.
Вот и Снегирь удержаться не может. Чуть ли не хихикает, потому что - как можно не заразиться этим тропическим весельем?
Тигр делает пару широких, рваных шагов, и Снегирь, ойкая, вцепляется ему в шкирку обеими руками. И тут же:
- Извини-извини-извини-я-не-хотел, тебе больно, да?
Тигр фыркает весело клыкастой пастью и говорит:
- Да не больно мне. Давай, Снежка, держись, главное, крепче.
От шутливой клички Снегирю становится только жарче, веселее и - приятнее. И его собственное сердце как будто начинает хохотать и биться быстрее.
Тогда из пролеска выкарабкивается Синица, верхом на мрачном Медведе. Ясное дело, кому из четверых эта идея и пришла в голову - Синица прямо-таки лучится счастьем и гордостью.
- У вас нет ни единого шанса! - радуется Тигр и с лапы на лапу переминается, отчего Снегирь на нем верхом ерзает и отчаянно паникует. Сам глазами только и делает, что выискивает впереди тропу, по которой им предстоит пронести; она стекает молочным ручьем под уклоном, а вокруг нежатся двумя гигантскими распростертыми крыльями необозримые цветущие поля. С запахами меда, махаоновых крыльев и легкой древесной пыли. Потом тропа извернется и двинется вдоль узенькой речушки, потом свернет в редкий лесок и, обогнув близняшьи горы, вернется к Дому. Снегирь уже чувствует, как ветер будет когтями вплетаться в его волосы и остужать раскрасневшиеся щеки, как цветы, подхваченные порывом ветра от быстрых тигриных лап, будут рассерженно вопить им вслед, и ему кажется, что он невозможно счастлив. Что лучше и быть не может. Что его собственные внутренние ритмы разгорелись и текут теперь в такт с сердцебиением Тигра. Неуемным, быстрым, радостным, солнечным.
- ...марш! - кричит Синица, заливаясь хохотом, и, разогнавшись парой шагов быстрой рыси, Медведь взбивает дорожную пыль в густую сливочную пену взмахами хвоста, исчезая впереди.
- Ты чего? - волнуется замечтавшийся Снегирь и ерзает на тигриной спине, перебирая шерсть пальцами - теплую, как солнечный мед, и яркую, как пирамидки из апельсинов.
Тигр фырчит, наклоняет голову и, скакнув резко вбок, отыскивает в чаще узенькую, длинную, извилистую тропку. Трусит по ней, набирает скорость, пружинит.
- Я знаю, где можно срезать, - довольно хохочет он и еще раз просит, чтоб "Снигя" держался крепче.
Снегирь подчиняется. И смеется тоже.

- На, - свирепствует Синица и пихает Кохабу в руки маленький тюбик с тональным кремом.
- Зачем? - спрашивает Медведь и руки прячет за спиной.
- Замажь, - ноздри у нее сердито раздуваются. Ревнивая. Внушительно.
- Не хочу! - противится Медведь и бровки домиком ставит.
- Замажь!! - повышает голос Синица, хватает Медведя за руку и впихивает ему в ладонь тюбик.
- Что я, не мужик?! - вопит Кохаб фальцетом и пальцы нарочно не сжимает.
- Ты меня плохо понял?! - и голос Синицы становится похожим на вой сирены.
- ЭТО ЖЕ РОЗАЛИНДА! - скулит Кохаб на весь дом и хватается за волосы. - ТЫ НЕПРАВИЛЬНО ГОВОРИШЬ!!
Синица молчит, потирает висок устало.
- Хорошо, - говорит она, наконец. - Розалинде пора спать, укрой ее кремушком и пожелай спокойной ночи.
- Ладно! - расцветает Кохаб улыбкой и поворачивается к зеркалу, наконец, принимая тюбик.
Недолго думая, Синица приподнимается на цыпочки и целует его в щеку:
- И поторапливайся, ладно?

- Опять читаешь свои трогательные принцессочьи сказулечки? - говорит Кошка, губы трубочкой вытянув и шмякнувшись, раскинув руки, в изножье шаевой кровати. Шай с опаской ноги под себя подбирает, а книжкой закрывается до носа.
- Вообще-то, - говорит скорее самому себе, чем Кошке, потому что тому если что в башку втемяшится - ничем это оттуда не выбить, - это биографии мореплавателей, - и скребет ногтем по обложке, на которой довольно симпатично нарисован уплывающий вдаль кораблик.
- Жалкая шлюпка! - бросает Кошка, глянув на обложку только искоса, а сам переворачивается на живот, подбородок руками подпирает и начинает ногами болтать, как на поле с ромашками. - Дурацкие истории, кстати, про принцесс-то всяких. Вечно им приходится то туфли напяливать стеклянные, то волосы отращивать, то в гробу дрыхнуть годами. Иначе-то принц и не придет, - он вздыхает с притворной тяжестью и опускает выгоревшие ресницы.
- Кошка, - говорит Шай осторожно, - ты палишься...
- Нет, подожди! - вскидывается Кошка. - Да если б я был на месте одной из этих бестолковых телок, я бы этого принца на раз-два в постель уложил! Чтоб мне век моря не видать! - Шаю кажется, что сейчас Кошка по-пьяноматросски рванет на себе рубашку. Слава Небесному, что этого не происходит.
- И, веришь или не веришь, но я бы обошелся без издевательств этих. Без гробов, то есть, драконов и обуви. И даже без одежды, - погруженный в свои благостные мысли, Кошка облизывается. Шай скукоживается в уголке кровати.
- Но ты не бойся! - рявкает Кошка весело и подтягивается на жилистых руках цвета какао-бобов к Шаю, а с отвратительным целомудрием целует его в щеку. С пронзительным чмоканьем, у Шая аж ухо закладывает. - Ты, конечно, далеко не прекрасный принц, - ухмялается, сучка! - а челку твою я ночью дегтем покрашу, чтобы не мешалась, но я тут так подумал, что тебя ни ради какого принца не оставлю. Вот еще.
Шай судорожно сглатывает. Кошке явно нравится думать, что с облегчением.
- Вот, - произносит он сыто и треплет Шая по волосам. - Так что не ссы. Мы будем вместе до скончания времен! - и, вскочив с кровати, уносится прочь с громовым хихиканьем. Эффектно.
"Пиздец", - думает Шай, качает головой и, вздохнув, возвращается к чтению книги.

- Вы знаете, - осторожно сказал Синице курьер, низенький востроносый эльф, обряженный в громадную подпоясанную рубаху, - я обычно никогда не задаю покупателям лишних вопросов. Ну, не мое это как бы дело... - он смущенно заломил пальцы. - Но все же, Вы уверены, что не прогадали с количеством?
Синица наморщила лоб, отыскав, наконец, место на бланке, где следовало расписаться. Подпись ее была похожа на маленькую черную птичку, сидящую в профиль, в обрамлении каких-то завитушек.
- Как бы мало не оказалось, если Вы об этом, - фыркнула она печально и передала бланк эльфу. Окинула взглядом коробки, выстроенные в столбик, все - с пометкой "ЗАТЫЧКИ УШНЫЕ".
- Я... Разрешите полюбопытствовать, - эльф виновато потупил взгляд. - Зачем Вам столько?
Синица вздохнула. Скрестила руки на груди и закатила глаза, как будто говоря: "Подождите, сейчас сами все увидите".
Эльф-курьер встревоженно приподнял брови.
Со второго этажа кто-то заорал так, как будто его половинили прямо по живому. Ор был фальцеточный и очень пронзительный, просто поток непонятных истеричных гласных, куда время от времени вплетались слова "Тигр", "бля", "слезь" и "толстозадый".
- Понятно, - сочувственно сказал эльф. Посмотрел на Синицу очень жалобно, похлопал ее по пальцам и отбыл.
А Синица печально вздохнула и пошла за Кохабом. Коробки в дом затаскивать.

- Я умираю! - клянется Кошка и руку тянет к своему потенциальному спасителю, усердно задыхаясь. Тигр хвостом радостно размахивает и, взгромоздив на плечи Кошки лапы, всем своим видом показывает, что устроился с комфортом.
Не первый класс, но вполне достойно.
- Спаси меня, мой принц!! - голосит Кошка и пальцы сжимает судорожно, всем телом вытягиваясь к Шаю.
Который, вообще-то, прошмыгнул сверху на кухню за водой со льдом. Который, вообще-то, надеялся, что Кошке на глаза не попадется.
Который, вообще-то, жопой чуял неладное и хотел пойти в обход, но теперь уже слишком поздно.
- Приииииинц! - сипит Кошка и очень картинно закатывает глаза. Правда, наигранные хрипы сменяются очень даже настоящими, когда Тигр, радостно лизнув Кошку в щеку от переизбытка чувств, ерзает на нем, весело приговаривая, мол, какие у тебя, Кошулечка, острые и тощие коленки, кушать надо больше, хочешь-завтра-пойдем-и-съедим целых-две-антилопы?
Кошка же верещит, что не хочет никакх антилоп, он хочет пить, свободы и все еще уметь ходить, когда Тигр с него встанет. И, глядя умоляюще на Шая убийственно-синими глазами, все воет, как ему необходимо спасение из рук чудесного принца.
Шай разрывается между гадливостью и природной добротой, которая, как он считает, и делает его неким лошком.
Мечется между крутым и некрутым.
Замирает в дверном проеме, никуда конкретно не смотрит, но все же бормочет:
- Тигр, а тебя там Снегирь к себе звал, вот...
Ну, то бишь, если услышит - хорошо, окей, привет, лошок.
Если не услышит - я все еще крут, но в то же время я по крайней мере попытался.
Тигр чутко поводит ухом. Улыбается совсем по-человечьи и сползает с кошкиных колен. Последний орет с облегчением, и вид у него, как замечает Шай, правда какой-то плоский.
Тигр любопытно помахивает кончиком хвоста, когда убирается прочь.
Шай тоже пытается исчезнуть как можно незаметнее, когда Кошка, внезапно объемный, подкрадывается к нему сзади, вешается на шею - каланча эдакая, - и шепчет в ухо:
- А знаешь, как принцессы благодарили своих спасителей? Денег-то у них с собой не было...

- Что это ты делаешь? - спрашивает Снегирь тихонько, проходя мимо стола, за которым сидит Кошка в обрезках бумаги, с пиалкой клея и большими портновскими ножницами. В россыпи бисера, бусинок, страз и блестящих камушков.
- Корону, - нетерпеливо отвечает Кошка. - Даже две короны. Для принца с принцессой!
- Ой, - улыбается Снегирь и заглядывает ему через плечо. - А кто принц? А принцесса? Медведь с Синицей, да?
Кошка смотрит на него свирепо.
- Принцесса, естественно, я. А то, что ты подумал на эту мелкую девчонку, объясняется только тем, что она - твоя сестра. А мой принц - это, разумеется, Шай, - Кошка ухмыляется от уха до уха и назидательно размахивает рукой с мокрой от клея кисточкой. - А еще раз скажешь какую-нибудь такую глупость - рот тебе заклею.
Снегирь уважительно кивает и отходит к двери. Сочувственно говорит застывшему за углом Шаю:
- Все довольно-таки плохо.
Шай впечатывает в лоб пятерню и протаскивает ее по своему лицу.
И спрашивает:
- Ты, случайно, не знаешь, сколько отсюда миль до границы?

- Кошка, - позвал однажды робкий Снегирь, когда от палящего солнца все расселись на веранде, даже Шай, который до последнего цеплялся руками за дверной косяк и кричал, что комнаты своей не покинет, - вот ты же пират, да?
Со взгляда Кошки, казалось, посыпались искры.
- А в лоб не хочешь? - обиженно гаркнул он. - Конечно, пират!
- Бывший, - осторожно уточнил Снегирь.
- Бывший, - согласился Кошка. - А что?
Снегирь посмотрел на свои ладони. А потом спросил смущенно:
- Ну, я просто подумал... а где твои татуировки?
- Ой, - вскинула голову Синица. - Да, Кошка, где ж твои татуировки?
- Они есть, - огрызнулся Кошка, хотя глаза у него подозрительно забегали. - Просто они в тех местах, которых вам никогда не увидеть.
Запахло скептицизмом.
- А на тебе они есть? - спросил заинтересованно Кохаб, выгнув бровь. Кошка оскалился:
- Есть, конечно.
- А по-моему, я видел все, что только можно увидеть, - проворковал Кохаб.
- И я, - поддакнул Снегирь, залившись краской.
- Даже я, - Синица смущенно ковырнула ладошку пальцем.
Тигр молча улыбнулся, а Шай закрыл лицо руками:
- На меня даже не смотрите.
Кошка вскочил на ноги. Рявкнул:
- Не ваше это вот дело свинячье, поняли?! Валите отсюда! - и свалил сам, чертыхаясь и выбивая из половиц крохотные облачка пыли.
- На самом деле, я видел _почти_ все, - поделился со всеми Медведь, дождавшись, пока Кошка прогрохочет на второй этаж.
- Я тоже, - призналась Синица, а Снегирь закивал.
Тигр гонялся за бабочкой.
Остальные посмотрели на Шая.
- На меня даже не смотрите, поняли?! - провыл он и уткнулся лицом в колени.

- Кошка-тощий-как-мошка! - радостно распевает Тигр и прячется за спинку стула.
- Иди на фиг!! - орет Кошка и ураганом проносится по кухне, выискивая что-нибудь тяжелое и что не жалко.
- Кошка - корявая картошка! - голосит Тигр из своего убежища и аж мурлычет от удовольствия. Не то, чтобы ему не нравился Кошка, нет, совсем даже наоборот, просто... когда Кохаба нет, кого ж еще доставать?
- Усы повыдергиваю!111 - надрывается Кошка и сносит на своем пути и стол, и стулья. Безоружный Тигр хохочет и улепетывает во двор, следом за ним несется Кошка, и в две пары ног они разносят дорожку перед домом в пыльные клочья.
- Кошка - кривая поваре-е-е-ешка! - Тигр взмывает на дерево, показывает оттуда Кошке язык и дичайше радуется.
- Тигр... Тигр... - палит Кошка, яростно стараясь подыскать рифму; так яростно, что ладони у него аж вспотели, и зрачки бегают. - Тигр - мудак!! - орет он наконец и, круто развернувшись, ускакивает в дом.
- Не в ри-ифму! - радостно напоминает ему вслед Тигр, раскачиваясь на ветке.
- Так все равно мудак!1 - жалобно слышится из дома.

- Эй! - зашептали под дверью голосом-который-Шай-сегодня-ненавидел, и Шай подскочил. Потому что стоял спиной к двери и лицом - в окно, пытаясь словить шеей хоть немножечко лунного света и оценить через зеркало бедственность положения.
Он чертыхнулся и едва не выронил зеркало. Как раз в этот момент, когда у него вздрогнула рука, зеркало отразило внушительный лунный блик, и Шай с ужасом лицезрел свою бледную шею, окольцованную пятнами пунцовых засосов.
"Как будто у меня лишай", - подумал Шай оторопело и положил зеркало на подоконник. Стеклом вниз.
- Открывааай! - бубними за дверью и дергали ручку. И Шаю отчего-то подумалось, что на сегодня терять ему уже нечего. А посему он протопал к двери и открыл ее, напустив на себя самый пофигистичный вид, какой только мог.
Странно было уже то, что Кошка не бросился на него с объятиями тут же, как только увидел. Еще странным было то, что он приперся со своей подушкой, на наволочке которой были нарисованы маленькие пчелки с накрашенными глазками. Жуткие пчелки, признал Шай и сглотнул.
- Чего тебе надо? - спросил он как можно более нелюбезно и постарался небрежно опереться о дверь. Дверь поехала в сторону, и Шай едва не упал. Благо, Кошка этого не заметил - озирался, глядя куда-то в коридор.
- Прикинь, - начал он с обидой и тогда повернул к Шаю лицо. - Прихожу я, значит, к себе, до утра хотел подремать хоть. Захожу такой, а у меня под одеялом гора высится. Ну, я подумал, мало ли, подушка, может... одеяло, значит, сдергиваю, а там - Тигр! - словно чтобы показать масштабы своего возмущения, Кошка описал руками кривой квадрат. - И Снегирь у него под боком. Козявка такая, я б его и не заметил, чесслово...
- И чего ты хочешь? - икнул Шай. Хотя по-хорошему нужно было бы выпроводить Кошку добротным пинком. Посочувствовать - и выпроводить. Или сразу - пинком.
Кошка с охренительно сыгранным стеснением помял край подушки в пальцах. Потом перехватил ее повыше, прижал к своей груди и, покачавшись из стороны в сторону, умильно зарылся в нее носом. На виду оставались только светящиеся бесовским фосфорным светом глаза.
- Пожа-а-а-луйста, - протянул Кошка в наигранном смущении и укусил подушку за уголок. Шай моргнул. - Можно мне поспать с тобой?
Наверное, у Шая слишком заметно лицо вытянулось, потому что Кошка тут же стряхнул с себя всю сюсипусечность и замахал рукой:
- Да не буду я тебя трогать, чесслово! Поспать-то хочется, а эти два... короче, я вообще на край отползу, лады? Бля буду! - и он ударил себя в грудь. В тощую грудь тощим кулаком.
Шай невесело хохотнул.
И посторонился.
Сказал:
- Ладно, - и Кошка довольно заулыбался. - Но после первого же приставания я тебя выкину отсюда нафиг. Идет?
- Идет, идет, - отмахнулся Кошка, уже пристраивая на шаевой кровати свою подушку. Он нырнул под одеяло и растянулся там с самым что ни на есть кошачьим видом. Похлопал по месту рядом с собой и ощерился со знакомыми Шаю радостно-безумными нотками; ничего хорошего они не предвещали.
- Ложииись, родной! - позвал его Кошка.
- Выкину, - предостерег Шай, осторожно скользнув под одеяло и заняв свое законное место в этой постели.
Хотя догадывался - не выкинет.

- ...и ты же принц, в конце-то концов, а у принцев должен быть свой заааамок, большой, красивый, охуительный замок с кучей прислуги!... - бормочет Кошка, и улыбка все никак не спадает с его рта, пока он, вытянув к Шаю шею, беспардонно водит губами по его линии челюсти, скулам, уху - везде, куда может достать. Вроде как просто трогает, а на деле - почти что целует.
Шай голову старательно отворачивает. Ясно уже, что Кошка поймал его в западню, и отсюда не сбежать. Остается только ждать, пока он сам потеряет к нему интерес.
- ...вообще, у принцев еще и куча всякой пиздаболии вроде конюшен с сексапильными конюхами, всяких там окрестных лесов и так далее, но мне - мне, веришь? - ничо такого не надо, чесслово. Хватит замка... - он отстраняется от Шая так резко, что Шаевы глаза сами тянутся за глазами кошкиными. Кошка глядит пугающе томно. Как заколдованный. - ...и принца, естественно!
Кошка смотрит еще немножко Шаю в глаза, а потом переводит взгляд на шаевы губы. Шай пугается и сглатывает, но какие-то чары удерживают его на месте, когда Кошка голову чуть в сторону наклоняет, как для поцелуя, и, сам к Шаю тянется со вполне недвусмысленным желанием, рот чуть раскрывает, а веки, наоборот, начинает опускать, и Шай думает: господигосподигосподизаберименя, иииииииии....
...и в это время является Тигр. То есть, тигр. Не Господи, но тоже ничего.
Кошка вздрагивает и смотрит на Тигра немножко враждебно. Тигр улыбается с удивительно робкими искорками и помахивает насильно укороченным хвостом.
- А еще, - радостно басит Тигр, - у принцев и принцесс должен быть дракон! В противном случае принцесса, - голос его становится сладеньким, он переводит глаза на Кошку, - не увидит замка своего принца!
И Тигр смыкает зубы на шаевом плече. Не сильно, в конце концов, он всего лишь играется, но вид у Шая такой, как будто он прямо здесь и даст сейчас маху. А Кошка покрывается гневной прозеленью, что смотрится забавно на его шоколадно-смуглом лице.
- Уйди! - шипит Кошка сквозь зубы и щелкает Тигра по носу - вроде как все кошки этого не выносят. Тигр только головой слегка кивает, отчего Шая встряхивает, и продолжает улыбаться.
- Идинафиг! - звереет Кошка и визжит скороговоркой, а сам вскакивает позади Тигра и, упершись ногой в стул, на котором сидит Шай, и вцепившись руками в тигрову шкирку, изо всех сил пытается его оттащить.
- Н вм нжн дркн! - печально воет Тигр сквозь зубы и, конечно, поддается, потому что вообще-то оттащить его от кого-то может только Кохаб, да и то - не всегда. Как только зубы Тигра с клацаньем смыкаются над шаевым плечом, Кошка брезгливо отпихивает Тигра в сторону коленкой и обеими руками Шая за шею обнимает. Гладит вполоборота, злобно и ревниво - ужас какой-то, а не привычный Кошка. "Противно смотреть", - фыркнул бы Пес.
- Ну, ладно, - мямлит Тигр, даже не пытаясь сделать вид, что он обижен или расстроен. Так и лучится счастьем. - Но когда вам дракон понадобится, вы зовите, я с радостью присоединюсь!
Он улыбается, взмахивает напоследок кончиком хвоста и иноходной рысью трусит во двор. Бормочет про себя:
- Драконы должны дышать огнем... Пойду тренироваться!

Свет в граненом фонаре, висящем на веранде, погашен: только светляков и ночных бабочек манит, а Синица их жутко не любит. Столик вытащен под свет миллиарда звезд и Луны, такой огромной и плоской, как диск, выточенный из перламутра и пришпиленный к нему большим плафоном. Поэтому - достаточно светло. Да и как минимум трое из сидящих здесь прилично ориентируются в темноте.
Поэтому над столом хлопочет Тигр. Не умолкает ни на секунду, цепко хватает пузатый чайничек из синего фарфора с огненно-рыжей росписью и разливает всем желающим чай.
Чай пахнет летним цветом и дикими травами. Немножко - лесной пылью и горным льдом. Очень горячий на ощупь, а со вкуса - прохладный и утоляющий жажду. А кольца пара вьются ожившими зелеными лозами...
- Синичка, такой чудесный чай! - восхищается Тигр и щедро разливает чай по чашкам. - Золотые руки у тебя: все-то ты умеешь! - и он смеется, добродушно щурясь, ставит чайник на стол и присаживается на свое место, рядом с Медведем. Толкает его под ребра локтем и бухтит: - Не пойму, Кохаб, как это ее у тебя еще никто не увел!
И подмигивает, гаденыш.
Синица смеется тонким звяканьем светлячковых животиков, машет на Тигра рукой, мол, прекрати меня смущать. Кохаб улыбается косо, как будто расценил удачную шутку, но все равно становится чутка мрачнее, а Тигру отвешивает подзатыльник. Шай, сидящий по правую сторону от Медведя, тихо смотрит в свою чашку, потому что поднять глаза - это встретиться взглядом с Кошкой, усевшимся напротив.
Кохаб и Тигр на стуле сидят, развалясь, Синица - скрестив лодыжки и подобрав их под стул, Снегирь - тесно сдвинув коленки, Шай - ногу одну закинув щиколоткой на колено второй. Кошка же ноги распахивает так, как будто на шпагат сесть хочет. Наверное, это особенность всех морских волков, но по обе стороны от Кошки стулья невозможно поставить ближе, чем на расстоянии полуметра. Широкий, внушительный Кошка.
Который ухмыляется настолько по-блядски, что Шаю не нужно долго гадать, что это такое, когда нечто начинает гладить его по лодыжке опорной ноги.
Он едва удерживается, чтобы не заглянуть под стол. Делает каменное лицо [Шай с покерфэйсом, ыыыыы ХДД], подбородок рукой подпирает и приподнимает брови. Как будто ничего не случается.
Кошка облизывается и ногу свою ведет выше, к шаевой коленке. Трется об нее, гладит, даже моментами переползает на внутреннюю часть бедра. Обводит коленку кругом. Пальцами по поверхности стола барабанит и даже не думает взгляд отвести. Благо, другие слишком заняты своими собственными разговорами, и краем уха Шай слышит, как Тигр рассыпается в комплиментах Синице, а Медведь в ответ свирепеет и просит его заткнуться.
- Ты - грубый, плохой медведь! - жалуется Тигр издалека. - Как можно обделять такую красавицу комплиментами? Если этого не делаешь ты, сделаю за тебя я! Тебе-то все равно, кого ты обнимаешь и целуешь: миниатюрную луноликую богиню или толстую волосатую барсучиху!
Кохаб рычит сквозь зубы, Синица прячет улыбку в пальцах, прижатых ко рту.
Шай максимально незаметно снимает одну ногу с другой и, вытянув ее в сторону Кошки, легонько трогает его. По бедру. Сохраняя каменное выражение лица.
"Фаза один: пройдена", - думают они синхронно. Кошка - ликующе, Шай - с осторожностью.
И Шай тут же убирает обе ноги под стул. И подальше от стола отодвигается.
А то что-то больно тихо стало. Не надо пока никому ни о чем знать.

Утром Шай просыпается с легкой головной болью, часам к двенадцати горло ему дерет дикими кошками, потом он начинает сухо, трескуче кашлять и корчиться, когда приходится говорить. Да и голос - не голос, а ворох сухих прутьев, какие кидают в костер. Шаю больно говорить и неудобно много двигаться - лоб горячий, язык сухой, температура не смертельная, но высокая.
Тигр сочувствует громко, Снегирь сочувствует молча, потому что Тигр пугается, шатается вместе с ним и закрывает ему нос и рот ладошками - "Чтобы заразу не проглотил!". Кохаб ограничился похлопыванием по плечу и мужицким взглядом. Одна только Синица все вертится у шаевой постели с таким количеством подслащенных травяных вытяжек и лакричных конфет для горла, что ужас берет.
И есть, конечно, Кошка, который никуда не девается, только с воплями отгоняет всех от Шая, а сам чуть ли не верхом на нем сидит - и сверкает злобными вытянутыми зрачками.
Синица вздыхает и опускает пальцы со сморщенными от воды кончиками в плошку, от которой вьется пар. Вымачивает кусок марли, складывает его слоями и кладет на лоб Шаю. Разглаживает пальцами.
Горячим по горячему - ощущения дрянные, но, говорят, помогает.
Шай едва ворочает головой, сипит натужно. Компресс истекает теплыми каплями, которые катятся по его вискам на подушку.
- Бедняжка, - сочувствует Синица и прижимает плошку к груди. - Надо сходить за мятной мазью и растереть тебе спину...
Она выглядит рассеянной. Как будто мыслями где-то не здесь.
На Землю ее возвращает Кошка:
- Детка, - он кривится, когда она поднимает на него глаза, сморгнув, - ты не принцесса, ты не знаешь, как лечить принцев.
- Ты когда-нибудь оставишь это тему в покое? - интересуется она в ответ с легкой улыбкой. Хотя Кошка воспринимает это в штыки.
- Неси сюда свою мазь, океюшки? А дальше принцесса все сделает сама, - Кошка потирает руки. Многообещающе. И выглядит довольно-таки раздраженным. Или - усталым.
"Конечно, - думает Синица, - Шай же заболел, не к кому приставать. Даже в Кошке есть зачатки сострадания!" - и уходит за мазью. За крохотной круглой коробочкой, из которой пахнет маслом и перечной мятой. Из которой она когда-то брала мазь, чтобы размять Кохабу растянутую поясницу.
Синица все еще улыбается воспоминаниям, когда вкладывает баночку в ладонь сердитому Кошке. Он живописно двигает бровями, чтобы намекнуть ей: девочка, тебе тут не место. Иди и закрой дверь с той стороны.
Впрочем, она все понимает. И уходит.
А Кошка подкрадывается к Шаю и шепчет, что неплохо бы ему перевернуться на живот. Чтобы Кошка мог получить доступ к стратегически важным объектам.
Кошка и сам не сразу понимает, как двусмысленно это звучит. Однако Шай настолько рассредоточен, что переворачивается спиной в верх так послушно, как только может.
Тогда Кошка садится ему на бедра, стараясь осторожно и опускаться не всем весом; пружинит на коленях. Рубашку на Шае задирает и старается поменьше пялиться на позвоночник, похожий на тонкокостную змею, на пару родинок и на ямки вверху копчика. Пальцами набирает мятное и тающее, трет между ладонями и опускает руки на шаеву спину.
Гладит осторожно, с истинно кошачьей мягкостью. Под пальцами начинает приятно холодить, да и чихать хочется от запаха мяты, и Кошка, прикрыв глаза, пробуждает в горле тихонькое, хрипящее урчание. Не такое, конечно, как в кошачьей форме, но тоже довольно приятное и громкое.
Кошка становится особенно кошкой, когда мнет Шаю плечи руками и урчит горлом, ключицами, грудью. Когда склоняется к шаеву затылку и зарывается носом в волосы, тянет рот в улыбке и продолжает урчать. Когда позволяет себе, склонившись, потереться лбом об острую шаеву скулу.
И когда, давно закончив растирать Шаю спину, сворачивается теплым сиамским клубком у него между лопаток.
В конце концов, кошки лечат болезни - пора уже оправдывать свое имя, ведь так?