[wee-hoo]

ке-ке-ке, у меня снова ломка 8D
я все же не могла не почесать свои кинки, фантазируя на тему "кто-же-потрепал-Курильщика-по-волосам".
ктооооооооооо? кто проживает на дне океана
несерьезно с:>

Черный/Курильщик, G и почти что АУ

Газ-тормоз-сцепление, тормоз-сцепление-газ, думает Черный.
Хватается за руль скользкими пальцами.
Боже, только бы не перепутать, просит Черный. Хорошо еще, что дорога прямая.
Едет намеренно медленно – чтобы фургон не сильно колотило на каменных щербинах, чтобы все его гудящее клубковидное сопровождение не нервничало, и чтобы Дом не так скоро забывался позади в шерсти бодрствующей ночи.
Громко, с бодрыми подвываниями жует слова Лэри, тихонько смеется счастливая Спица, кто-то бормочет с кем-то совсем близко к спине Черного, а фары брызжут перламутром на дорогу и на тени от столбов и редких деревьев, сваленных на асфальт и бросающихся врассыпную, как только свет касается их жаркими пальцами.
Черный никогда бы не подумал, что кто-то, оставленный в Доме, будет вызывать у него такую дикую тоску по этим разрисованным заново стенам, которые, как Черный ни старался, клацали зубами перед его носом – стоило ему приблизиться.
Черный морщится и глаз не сводит с темного силуэта дороги-дуги в лобовом стекле.
А ведь прошло немного времени.
Тем не менее, он чувствует себя таким уставшим, что хочется выть. И когда фары кричат ему о повороте, он дергает руль так сильно, что четверка маленьких лампочек, вкрученных в вывеску автозаправки, втиснутой в дорожный вираж, неожиданностью стучится в глаза.
Черный смотрит на слово: «Круглосуточно». Черный благодарит небеса, или всех богов сразу, или кого там надо благодарить за такие вспышки везения. Черный нервно давит на педаль тормоза и, через плечо оглядываясь на своих спутников, говорит:
- Давайте сделаем передышку.
И все начинают как-то слишком организованно выгружаться из фургона, хотя никто так и не понял, вопрос это был или утверждение.
Черный тихо дышит около руля еще несколько минут, потом смаргивает и покидает фургон. Смотрит вокруг. Лэри восторгается подсветкой в холодильнике с пивом, смущенная Спица в подвенечном платье поправляет рукава, кругами ходит Конь, а остальные вышли из пятен света, поэтому видно их плохо.
Черный прислоняется спиной к дверце автофургона, Черный смотрит полынно-горькими глазами на дорожный виток, от которого всего ничего – и Дом. Черный озирается по-мальчишечьи воровато. Двери специально не закрывает, чтобы кто-то из них мог забраться внутрь, если надоест шататься без дела – сует ключи в карман и длинным скачком скрывается за поворотом.
Первую половину пути Черный бьет конской рысью, пока не слишком устал. Хорошо, что дыхание у него сильное и послушное, утомление чувствуется едва-едва. Когда чутьем дикого волка с холодной пастью понимает, что осталось немного – срывается на истеричный карьер, в конце которого впору свалиться замертво, высунув язык.
Не валится – просто шаг делает сильнее и спокойнее. Серые стены Дома издалека совсем не такие, какими видел их Черный, когда ходил, например, по двору.
Дом вообще не такой, как обычно: все еще инородный, но отчего-то более милосердный. Хорошо, что Черный помнит, в каком месте забора замечена основательная нехватка прутьев. А перед тем, как протиснуться на территорию Дома, он стоит, замерев, и глазами гипнотизирует потухшие хищные окна. Просит разрешения.
Дом вздыхает, Дом скрипит слоеным подгнившим полом. Дом разрешает.
По лестнице Черный взлетает быстро, но бесшумно, перепуганным мальчишкой, спасающимся от грохочущих стен Дома, которые гонятся за ним и норовят утащить под ступеньки. В коридоре у нужной двери – Сфинкс, Табаки и запах Македонского – Черный ёрничает, Черный надеялся, что этой встречи удастся избежать.
Но они смотрят необыкновенно спокойно – даже Табаки. Усыпленные прощальными песнями Дома до этого бледного, полуобморочного состояния и непонятных полуулыбок. Впрочем, Черный не рассматривает их долго – пользуется моментом. Исчезает в дверях.
Курильщик спит, уткнувшись лицом в подушку – Черный удивляется (и всегда удивлялся), как он в такой позе умудряется дышать. Черный долго топчется у его кровати и уже совсем было разочаровывается в своем визите, когда видит у локтя Курильщика его альбом с заправленным в пружину карандашом.
Черный сначала сомневается, а потом берет альбом и сразу открывает последнюю страницу. Пишет что-то на обложке, щурясь и наклоняясь вслед за карандашом, хотя уже начинает светать. Засовывает карандаш обратно и кладет альбом туда, где взял.
А потом, когда уже собирается уходить, все-таки не сдерживается и гладит Курильщика по волосам. Быстрым, скромным движением.
Курильщик начинает ерзать. Черный разворачивается на каблуках и выходит из комнаты. Уходя, он не глядит на Сфинкса и Табаки – пусть себе прощаются.

- Чувак, где ты пропадал? – вопит Лэри с обидой и несется к Черному, эмоционально размахивая руками.
- Он уже собирался занять твое место предводителя, - бормочет Конь себе под ноги.
- Искал указатели, - пожимает плечами Черный и хмурится. – Придется подбавить скорости, а то уже светает, - говорит так, как будто кроме него в задержке виноват еще кто-то, но остальные не обижаются.
Скоро Лэри снова травит сомнительно смешные байки, но Спица все равно смеется; голоса за спиной Черного теперь громче, и при желании Черный может выхватить куски этого незамысловатого диалога. Фары брызжут перламутром на дорогу, хотя скоро их можно будет выключить совсем, и под колесами лежат тени от столбов и редких деревьев, пока еще совсем прозрачные и длинные.
И Черный чувствует себя намного лучше.