[wee-hoo]

а Остапа все несет
по идее, подсказанной Сэтто: что было бы, если бы Сфинкс таки заебенил Курильщику куда-нибудь, а Черный в это время проходил мимо

Черный/Курильщик, PG, АУ

- Если сможешь меня заставить. Как когда-то их. Чтобы потом даже Табаки говорил, что этого не было, - говорит Курильщик. Загривком чует, как смотрят на него Лорд и Табаки.
Их сухие, сдержанные взгляды впиваются ему в спину корешками ветхих вековых растений. Беззлобными колючками высохших розовых бутонов.
Сфинкс напрягается. Комната вокруг него темнеет, нагревается и лопается с молчаливым, оглушительным треском. Сфинкс смотрит рублеными кусками смарагда из-под сломанных бровей. Сфинкс рушит в губах неприятную улыбку, не обещающую ничего хорошего. С этой его улыбки на пол капает ядом, болью и Лунной Дорогой. У Курильщика ноет в груди. У Курильщика кружится голова, и он подтягивается к своим ногам, чтобы сесть на постели.
Табаки задерживает дыхание; не колючий, но царапающий взгляд Лорда все еще воет Курильщику в лопатки.
Сфинкс ничего не говорит; от его удара у Курильщика что-то в ребрах рассыпается серым прахом. Курильщик думает в сверкающей северным сиянием лихорадке: неужели это была нога?
Курильщика отбрасывает на одеяло, он вдыхает так яростно, что сводит челюсть.
На месте бока – как будто сногсшибательно-глубокая пустота. Курильщик пробует погрузить в нее руку и нащупать дно; пальцы царапают ребра под футболкой и кожей, на ощупь почти не ощутимые.
В глазах у Курильщика светло. Там – сапоги Лэри, завернутая в половую тряпку крыса и лежащие на боку банки с заспиртованными перчиками. Там - скорпион размером с перекресточный диван, выползающий из лужи масла, и часы, в циферблате которых спрятаны еще одни часы, а в тех часах тикают часы поменьше, и - Курильщик щурится, чтобы рассмотреть – в следующих часах зашиты новые, меньше предыдущих. Там - дракон, облетающий Дом кругом, разносящий вдребезги окно спальни четвертой и исчезающий в дверном проеме, в котором виднеются чьи-то длинные ноги, и Курильщик моргает полусонно, вспоминая, где же он мог их увидеть.
- Сдурел, Сфинкс? – рявкают ноги голосом Черного и волчьим скоком исчезают из поля зрения. Кто-то рычит над макушкой двумя дикими тембрами, Курильщик слышит возню над собой, потом начинает улюлюкать Табаки, и под футболку закрадывается ощущение того, что Курильщика только что сбросили этажа эдак с третьего, да еще и сели сверху. Курильщик позволяет себе удивленный стон сквозь слипшиеся губы, поднимается на локтях и видит Черного со Сфинксом. Сплетенных вместе так тесно, что Курильщик мог бы поклясться, что наблюдает в этом мечущемся клубке две пары рук, и никак не меньше.
Сфинкс делает какое-то странное, змеиное движение, которое девятым валом проносится по его телу от груди до бедер – и Черный, отлипнув от него, отступает парой жестких шагов назад.
Упершись ногами в край курильщиковой кровати, Черный неуловимым (или это Курильщик еще не пришел в себя?), скользким маневром отшатывается в сторону и закрывает Курильщика грудью от Сфинкса. И трет на зубах, крошит рычание в острую пыль, когда говорит:
- Только тронь еще.
Четвертая виснет в паузе. Что-то разбивается в голове Курильщика, и тогда туда возвращается комната с привычными звуками, тяжело дышащий Черный, странно-молчащий Табаки и колючий Лорд. Сфинкс выгнут, как каменный человечек с оберегов Майя, но – стоит на месте, ненормально статичный и как будто неживой.
Черный выжидает еще какое-то время. Игнорирует коляску Курильщика, хватает его вместо этого на руки и грудью прислоняет к своему плечу, а под бедра подставляет локоть. И уходит быстрыми, полутонными шагами, удивляясь, что Курильщик такой легкий – как будто несуществующий.

Он предусмотрительно набрасывает полотенце, явно не первой свежести, на Песью раковину, расчерченную чьими-то кудрявыми черными волосами и полумесяцами широких, яично-желтых ногтей. Ссаживает Курильщика на край закрытого крышкой унитаза и, положив ладони вдоль обеих сторон его челюсти, заставляет посмотреть на себя.
- Сильно он тебя? – спрашивает Черный, и Курильщик не может разгадать, какие эмоции прячутся в его словах.
Курильщик долго, с чувством смаргивает и бормочет:
- Не знаю, посмотри там… - и неопределенно водит рукой около своего подбитого бока.
Черный садится на корточки, задирает на Курильщике футболку и некоторое время смотрит на наливающийся спелым сливовым соком синяк, сквозь который блекло просвечивают выпуклые курильщиковы ребра. Похоже на рентгеновский снимок. Только не так забавно.
Черный трогает реберные просветы пальцами – на ощупь все цело. Курильщика дергает, он шипит себе в зубы.
- Болит? – спрашивает Черный, поднимая глаза на Курильщика. Тот мешкает с ответом, словно прикидывая, сказать правду или соврать. В итоге кивает:
- Болит, - и Черный сначала молчит, а потом интересуется с любимыми утвердительными нотками:
- Я же не хочу знать, что такого ты ему наговорил, что он так взорвался?
Курильщик косо улыбается: нет, не хочешь, но мне, по крайней мере, хватило смелости не идти у него на поводу.
Черный понимает Курильщика без слов. Поправляет его футболку, распрямляется и говорит:
- У Филина была какая-то мазь от ушибов.
- Было бы здорово, - откликается тут же Курильщик и смотрит слегка прозрачно.
Черный нагибается и подставляет Курильщику плечо, в которое он тут же вцепляется с готовностью.
Когда Черный боком пролезает в дверь, чтобы не стукнуть Курильщика ненароком о сыпучий косяк, они уже говорят о чем-то отвлеченном – о чем-то, совсем не связанном с Домом.