пришла с фитнеса. ЛЬУДИ, Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ БЕЗНАДЕЖНА
ЭТО УЖЕ ВТОРОЕ ЗАНЯТИЕ, А МНЕ ВСЕ ЕЩЕ НРАВИТСЯ
сегодня, правда, была аэробика, даже без степ-платформы. мне больше понравилось, когда я чуть не сдохла в субботу
а сейчас жру уже четвертое матьиво яблоко '__________________________' говорят, яблоки даже после махача ногами можно ХДДДД"

потеряла один охрененный КакуХидановский фик на тумблре, ноу ноу тДт

АПД НАШЛА
brucewaynesfancifulbeard.tumblr.com/post/416032...
ОСТОРОЖНО
там зубодробительный фон с8
перевести его хочу

@темы: я, лулзы, just for now, ангсто

---

О ЭТИ ДВА ДНЯ
МНЕ ТОЧНО НУЖНО ПИСАТЬ ЧАЩЕ. АХМ.

ВЯСНА ПРИШЛА ПРИШЛА ВЯСНА
это во-первых!! то есть, к концу недели снова обещали минус сколькототамоколодесяти, но это не имеет значения, потому что солнышко солнышко жгучее прекрасное вчера ездили с Катей в Химки, в мегу, то есть, ШОПИЛИСЬ. Я ТАК ОБОЖАЮ МЕГУ ХИМКИ. огромная, светлая, красивая, дружелюбная такая, магазинов куча, народу не очень много, добираться весело! с8

Я КУПИЛА КРАСНЫЕ КОНВЕРСЫ. КРАСНЫЕ ВЫСОКИЕ КОНВЕРСЫ. КРАСНЫЕ-ПРЕКРАСНЫЕ. как в Гли на "Anything Could Happen" МАНЬЯЧИНА. но они такие аааа. такие охрененные!

НО САМОЕ ГЛАВНОЕ
 Сэтто, МЕЖДУ ПРОЧИМ, Ю АР МАЙ ИНСПИРЭЙШН
ТЕПЕРЬ У МЕНЯ ЕСТЬ ПОДАРЕННЫЙ МАМОЙ АБОНЕМЕНТ В ФИТНЕС НА ПОЛГОДА.
на что я себя обрекла боже на что ляжки-то все еще болят!11!

НУ А СЕГОДНЯ ДЕНЬ ВООБЩЕ ЛЮТЫЙ БЫЛ. сидим на биологии, местный гопничек уже готовится отвечать по теории абиогенного происхождения жизни, как ВДРУГ вламывается зам по безопасности и зовет училку, которая директриса, выйти поболтать. она выходит, а когда возвращается, то, коронным жестом с плеча сбросив ВОЛНУ ВОЛОС, очень так самодовольно поясняет, что кто-то прикольнулся и звякнул в канцелярию, сказав, что в школе бомба, и поэтому мы щас эвакуируемся на стадион, а потом возвращаемся и продолжаем отвечать теории происхождения жизни ХДДДДДДД""""
ЧТОБЫВЫДУМАЛИ
НЕ ТУТ-ТО БЫЛО
ПОТОМУ ЧТО ДАЛЬШЕ НАЧАЛСЯ ПОЛНЫЙ ЗВЕЗДЕЦ
мы спокойно собрались, вышли на стадион, потом подогнали остальных, потом стали писать тем, кто должен был прийти не к первому уроку. потом приехала куча машин с полицейскими, саперами, даже пожарники приехали. ПОТОМ НАС ПОГНАЛИ В СОСЕДНИЙ ПЕДКОЛЛЕДЖ, ЧТОБ ТИПА МЫ НЕ МЕРЗЛИ
ТАМ ВСЕХ СОБРАЛИ В СПОРТЗАЛЕ И БЫЛА ЛЕКЦИЯ ПО ФОНЕТИКЕ. ЩТО
мы там посидели какое-то время, уже пошел слух, что нашли бомбу, вседела
а потом нас внезапно погнали обратно в школу, и выяснилось, что это все-таки была учебная тревога......... . ... ....

.................... . ......................ЯННП

ну, последние полтора часа у нас был апогей картошки с какой-то теткой с биофака МГУ. это должно было быть лекцией по экологии, а стало очень удачным завершением пристукнутого дня. гспди это были самые скучные полтора часа в моей жизни, даже хуже сдвоенного электива по флэшу. если они там в МГУ все такой херней занимаются, правильно я делаю, что не собираюсь в МГУ

ну вот и все!
скучная я нынче

кстати, кто-нибудь знает, нельзя ли продавать за деньги какие-нибудь порнорассказы в духе "пронзающих бутоны стержней"?

@темы: я, лулзы, just for now, ангсто

---

Я уже рассказывала, как схожу с ума по Imagine Dragons?


Скачать бесплатно Imagine Dragons - Tiptoe на Muzebra.com.

---

вот кстати!!
не то вдохновившись постами  Сэтто о фитнесе, не то просто так, но сегодня я побывала на пробном занятии в "империи фитнеса" по ABS+Low Body. то бишь, пресс, задница, ноги и такие места, которые впервые в жизни сегодня дали о себе знать ЧУДОВИЩНОЙ ПЛАВИКОВОЙ БОЛЬЮ АХ ГАД

ребята, серьезно, ребята
я не знаю, что сказать
меня чуть не стошнило от этих упражнений на пресс к концу ногоягодичного блока я думала "УБЕЙТЕМЕНЯУБЕЙТЕМЕНЯ", к концу самого занятия мне стало уже так пофиг, что ай донт ноу донт ноу энисинг. туда шла пятнадцать минут, обратно - полчаса. НОГИ, КАК ВАМИ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ.
РЕБЯТА, ПОЧЕМУ ИЗ ВАШЕГО ФИТНЕС-КЛУБА ВЫХОД ПО СТУПЕНЬКАМ.
РЕБЯТА, Я СПОТКНУЛАСЬ И ЧУТЬ НЕ УПАЛА. ЕСЛИ БЫ Я УПАЛА, Я БЫ ЛЕЖАЛА И ПЛАКАЛА, НЕРВИЧЕСКИ ВСКИДЫВАЯ КОЛЕНКИ, И НЕ ЗНАЮ, КОГДА СМОГЛА БЫ ВСТАТЬ

я не запомнила, как называется эта тяжеленная палка на "б", которую надо не плечи класть, но я ее уже ненавижу
в общем и целом, это было очешуенно ;ААААААА; я дико горда собой и глушу воду, как пропойчик. надо купить абонемент с8<

@темы: я, лулзы

---

 milana vino, ПРИВЕТ ПРИВЕТ ПРИВЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! что привело?

@темы: пч

---

"The Perks of Being a Wallflower" - очешуенно, неописуемо, абырвалгно прекрасный фильм ________ рыдала, подпевала "донт дрим итс овер", снова рыдала и выпонели мы - вечность.
ПАТРИК.
ЧАРЛИ.
СЭЭЭЭЭЭЭМ.

.. ..... .. .музыка, цвета, Питтсбург, пикапы, мосты, highschool. это идеально

любовь!

@темы: шлик

---

Glee 4x14

под катом по просьбе <333

итак, серия
ээ
да. серия.
эмюэ.

.. .......
......... .. .
........... . ......... . . .

WE'RE NOT DATING РАНО ДЛЯ ЭТОГО ПОКА
ГСПДИ ОТКУДА НАЧАТЬ-ТО
О ПЕСНИ ПЕСНИ ПЕСНИ ПРЕКРАСНЫЕ ПЕСНИ КАК ОБЫЧНО
Эмма
ты
боже зачем что как
ДИКЦИЯ ЕЕ ДИКЦИЯ КОГДА ОНА ПЕЛА ПРО ТО ЩТО НЕ БУДЕТ ВЫХОДИТЬ ЗАМУЖ. как ей это удалось
вообще, сама свадьба.. ...... .. ой. ну, конечно, нельзя сравнивать в полной мере, потому что эта свадьба таки не состоялась, но 2х09 была, по-моему, дофига круче :С и вообще, чета сегодня прям призадумалась и поняла, что вся эта ВЗРОСЛОСТЬ четвертого сезона по сравнению с конфетным вторым оставляет у меня какое-то странное впечатление. что лишний раз доказывает, что взросление - полная хунта
КЛЕЙНЫ
ЭТО В ТЕМУ К ВЗРОСЛОСТИ
НУ МЕНЯ НАВЕРНЯКА УЖЕ СТО РАЗ ОПЕРЕДИЛИ, НО КУРТ
КУРТ, СЕРЬЕЗНО, КУРТ?
ГСПДИ СКОЛЬКО ОН СКАЗАЛ ЭТО ЗА СЕРИЮ
"МЫ ЖЕ НЕ ВСТРЕЧАЕМСЯ? МЫ ЖЕ НЕ ВМЕСТЕ? МЫ ДРУЗЬЯ. ДА, ДА. МЫ ПРОСТО ДРУЗЬЯ". они очень сладко обжимались в машине ;_; ОТ КУРТА НЕ ОЖИДАЛА, БТВ..... . .. и их дуэт аааа дуэт. и совместный танец. Тина, иди в жопу. И КАК КУРТ БЛЕЙНА ДЕРНУЛ В НОМЕР ЗА ГАЛСТУК
И ВООБЩЕ
КОНВЕРСЭЙШН
БЛЕЙН, КАКОЙ ЖЕ ТЫ ОХРЕНИТЕЛЬНЫЙ
ЛАПУШКА БЛЕЙН!111 Клейн - эндгейм

...........................................................и Финчел, судя по концу серии, тоже

што
Рэйчел, вот ты аааахаэбжжгхгхгххкка. айкэнт. Броди мне не очень нравится энивэй, но речь Финна меня бы лично смутила. А ВОТ ДУЭТ У НИХ БЫЛ ОТЛИЧНЫЙ, Я УЖЕ ГОВОРИЛА (КСТАТИ, ТИНА ТАКАЯ МОЛОДЕЦ, ЧТО ОТМЕТИЛА ЛЕДЖЕНДЕРИ КЕМИСТРИ КЛЕЙНОВ)

ЕЩЕ К ВНЕЗАПНОМУ

САНТАНА/КВИНН!?717171?!?!??!7171!1 БЛДЖАД ДА ОНИ ИЗДЕВАЮТСЯ
И ГОСПОДИ, ВОТ ЧТО ИМЕЛИ В ВИДУ ЛЮДИ, КОГДА ГОВОРИЛИ, ЧТО ХОРОВЫЕ ДЕТИШКИ ПЕРЕВСТРЕЧАЛИСЬ ДРУГ С ДРУГОМ В ТАКИХ КОМБИНАЦИЯХ, ЧТО ОТЧАЯННЫМ ДОМОХОЗЯЙКАМ И НЕ СНИЛОСЬ
но
МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ, IYKWIM
Квинн красивая, Сантана красивая, они очень милые тугезе, ящетаю... только вот. куда делись пистастрадания по Бриттани?.. а, пофиг

ЛИНИЯ РАЙДЕР/МАРЛИ/ДЖЕЙК. Я ГОВОРИЛА?
РАЙДЕР
РАЙДЕР
КОТЕНОЧЕК
ЛЮБИТЬ
если она знала, то какого хрена тогда.. .. ..
Марли такая красивая Райдер такой пусяша. а Джейку не идет розовый пиджак и он любит выезжать на всем готовеньком. Джейк, стэп бэк плз. ПЛЗ.

Мерседес и "скажи мне, что это не Тина снова!!" Клейны, ю гот май харт ;_;
КОГДА ОНИ УЖЕ ПОМИРЯТСЯ НОРМАЛЬНО А

АХ ДА

THEY WILL NEVER BE DATING AGAIN, RIGHT KURT?

@темы: glee

---

хочу передать горячей любви Рите, Бэдрум, Снэйлкику и Серонхелии. в частности, последняя (последний? последнее?) стала у меня единицей измерения неадекватности с8 предлагаю десятибальную шкалу, потому что если брать меньше, то 1 Срнх - уже чересчур

---

 Сэтто! СЭТТО!!1!11!
РАННЮЮ ВАЛЕНТИНКУ ТЕБЕ! СМАРИ КАКУЮ НАШЛА!! ТЕБЕ ДОЛЖНА ПОНРАВИТЬСЯ, МОЖЕШЬ ЕЕ КОМУ-НИБУДЬ ПЕРЕДАРИТЬ

запись создана: 13.02.2013 в 20:23

@темы: для кого-то

---

ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ ТЕКСТ

полностью содран с вдохновлен прекрасным рассказом Кинга "Теория домашних животных: постулат Л.Т." люблю этот рассказ яростно, как и всего Кинга в целом, и и и и ии вдруг тДДДДДДДДДДДДДДт собственно, на его широченной базе данный клон и написан.

Название: Теория домашних животных: доказательство Какудзу
Пейринг: Какудзу/Хидан
Рейтинг: R за пидорасов и ругательства
Примечания: модерн!АУ. Современность, кинговская Америка, штат Невада. Какудзу - бизнесмен и предприниматель, Хидан - просто крутой. Ангст, teh drama
Саммари: «Если ваши кошка и собака ладят друг с другом лучше, чем вы и ваша жена, будьте готовы однажды утром найти на холодильнике записку, начинающуюся словами: "Дорогой Джон..."»


Конечно, задолго до того, как Хидан от меня ушел, я понял, что тот парень со своей "Теорией домашних животных" говорил чистую правду. Все к тому и шло. Наши отношения с Хиданом - самые нестабильные и длительные у меня - продолжались четыре года, и примерно половину от этого срока я все больше и больше убеждался в истинности этого простенького постулата.
«Если ваши кошка и собака ладят друг с другом лучше, чем вы и ваша жена, будьте готовы однажды утром найти на холодильнике записку, начинающуюся словами: "Дорогой Джон..."»
И пускай не было никаких записок на холодильнике, а появление у нас кошки с собакой, естественно, вовсе не было главной причиной того, что мы разбежались, я не знаю, какая фраза подходила бы под разрыв большинства известных мне отношений лучше, чем скромное утверждение старого доброго Эл-Ти, которого я знал исключительно со слов других.
Мы с Хиданом познакомились через общих друзей, и это произошло спустя месяцев десять после того, как я окончательно осел в Америке, штат Невада. Как я уже упоминал, нам обоим пришлось изрядно потрудиться, чтобы это странное общение, построенное на оскорблениях со стороны Хидана и молчании с моей стороны, переросло в отношения. Мне было невозможно трудно с ним, ему было еще труднее со мной, потому что, как и все молодые, Хидан привык получать все и сразу. Я впервые трахнул его, потом впервые позволил ему трахнуть себя. В Хидане было что-то завораживающее, что-то необычное. Он был как человек-импульс, искрил от малейшего контакта и был одновременно легко читаемым и ужасно непредсказуемым. Его не пугали мои шрамы: напротив, он любил касаться их, гладить и возить по ним ртом. А еще я никогда не встречал человека, который так редко пользовался бы великим богатством, подаренным природой: собственным мозгом.
И Хидан, как обычно, думал жопой или членом, но никак не головой, когда на третье наше совместное Рождество подарил мне Войса, самого мерзкого и уродливого бультерьера из всех, которых я когда-либо видел. Полностью белый, кривоногий, с покатым животом и длинной плоской мордой, похожей на прелый бледный баклажан, этот жуткий заморыш возненавидел меня с первого взгляда. И с той же скоростью влюбился в Хидана, обожал его с щенячьей преданностью и до мочевых луж, которые всегда расползались исключительно с моей стороны кровати. Сказать, что я не ожидал такого подарка - не сказать ничего: до этого на тему собак мы разговаривали всего один раз, и я обмолвился, что среди прочих собак мне ближе всего какие-нибудь бойцовские породы.
Хидан сделал свои собственные умозаключения, результатом которых стала собака с самым паскудным характером, который только может приобрести животное с таким размером головного мозга. Эта собака ссала на мою одежду, таскала мою еду и кидалась мне в ноги, когда я спускался с лестницы, а один раз она чуть не проглотила мой бумажник. Спасло его (бумажник, а не эту тварь) только то, что в сложенном состоянии он был квадратным и никак не проходил в склизкое бездонное горло Войса.
В любом случае, я полез в пасть собаке рукой, и с характерным рвотным спазмом в мою ладонь выплеснулся ком из ошметков дорогой телячьей кожи с жалко болтающейся застежкой и измочаленных, насквозь мокрых от слюны купюр.
В ту минуту я был готов не просто убить эту тварь: я уже собирался проломить ей ребра настольной лампой и голыми руками вырвать ей сердце, пронаблюдав за серией предсмертных судорог.
Хидан орал так, как будто застал меня посреди исполнения этой воображаемой экзекуции. "Ты, сука, совсем пизданулся со своими деньгами, - кричал он. - Если тронешь Войса хотя бы одним из своих блядских пальцев, я натяну тебя на комнатный торшер".
"Хидан, - сказал я так спокойно, как только мог, - дело не в деньгах. Дело в том, что твоя блядская собака умышленно портит мои вещи".
"Моя блядская собака? - голос Хидана, только-только ухнувший в низину относительной тишины, снова взлетел до ультразвукового пика. - Нет, дорогая старая жопа. Это твоя блядская собака, потому что я подарил ее тебе на блядское Рождество. Так что твои претензии идут на хуй, а ты идешь в ближайшее отделение банка, показываешь им это дерьмо, которое выковырял у Войса из глотки, хотя слазил бы к нему и в жопу, если бы была такая необходимость, и говоришь: "Привет, я старый ебаный жмот, Блядская Собака съела мои деньги, сделайте что-нибудь, пока я не обосрался от горя". И если ты, сука, убог настолько, что готов выебать бедное животное за стопку бумажек, то мне тебя нечеловечески жалко".
Но смысл-то был в том, что это действительно была его собака. И мы, причем все трое, прекрасно это знали. Войс никогда не ссал на пол, если где-то рядом лежала какая-нибудь тряпка Хидана. Он затыкался и прекращал скулить, стоило Хидану только на него прикрикнуть, и, что самое удивительное, таскал ему тапки, причем, клянусь, делал это так нежно, как будто бы у него вообще не было никаких зубов. А зубы у него были, потому что в те редкие моменты, когда всем своим видом долбаный пес не выражал искреннее презрение к одному только моему виду, он не гнушался цапнуть меня за руку или за ногу. Бить его книгой, газетным свертком или другой рукой было неэффективно: как настоящее бойцовское отродье, он только крепче вцеплялся в добычу и принимался выкручивать шею, как будто хотел вывинтить головку сустава. Тогда-то мы с Вайсом и отработали этот прием: "Не хочешь сблевать - плюнь то, что держишь в своей вонючей пасти", причем всякий раз Хидан визжал от злости так, как будто я пытался освободить руку путем отрывания собачьей башки от шеи.
Он обожал эту собаку. Хидан обожал собаку, которую подарил мне на Рождество, а собака обожала его. Такая вот у них была трогательная взаимная любовь. Когда Хидану хотелось расслюнявить какую-нибудь прелюдию, пока мы сидели вечером на диване, и он пихал руки мне под одежду, пес стоически терпел, но стоило мне сделать любое ответное движение, как эта белая крыса с заплывшими глазками-щелочками собиралась в мускульную бледную кучу и начинала рычать.
Я злился. Хидан, которому всегда и во всем нужно было меня превзойти, просто выходил из себя.
"Бля, - говорил он, - Какудзу, сходи к врачу, а? Так ненавидеть гребаное животное - это ненормально".
"Это не я его ненавижу..." - мрачно начинал я, но Хидан всегда успевал опередить меня, вскрикнув по-петушиному, что означало одновременно раздражение и насмешку:
"Это несчастная собака тебя ненавидит. Я знаю. Давай уже, бля, быстрее".
Хидан никогда не выставлял Войса из спальни, если мы все-таки добирались до кровати. В первый же раз, когда я стерпел присутствие животного в комнате, ненависть к собаке обожгла меня так сильно, что я едва не потерял контроль над собственным телом. Хидан пинался, обнимал меня ногами, и мы с ним понемногу подкатывались от изножья кровати к ее спинке. Кричать Хидан обычно начинал где-то в области подушек, в этом не было ничего неожиданного, но когда вдруг посреди процесса дико завыл от двери Войс, я был уверен, что больше никогда в жизни не смогу ни с кем заниматься сексом. Хидан тоже дернулся, но он любил эту гребаную собаку, а когда любишь кого-нибудь, пусть это даже уродливое белесое создание с кривыми ногами и неприятным голосом, этому созданию позволено делать больше, чем должно быть на самом деле. Я-то знаю, я позволял Хидану делать слишком многое вплоть до самого последнего дня, когда он ушел. Это было утро понедельника, и я сказал, что он может взять мою машину, чтобы поехать в спортзал. Я не жалею об этом, просто констатирую факт.
Как бы то ни было, между нами с Войсом все же было связующее звено. Этим звеном был Хидан, и я не скрою, что иногда намеренно начинал поглаживать лодыжку лежащего ногами поперек моих колен Хидана, чтобы позлить наш сральный агрегат. Я гладил Хиданову ногу и неотрывно смотрел в глаза его (моей) тупой псине, и она, могу поклясться, всегда очень хорошо понимала, что я хочу ей сказать. Я редко, например, целовал Хидана первым, но однажды вечером, когда Войс мертвым сном дрых на полу перед диваном, этот редкий случай все же произошел. Когда я отлепился от Хидана и бросил взгляд на собаку, она полулежала, выставив шею под прямым углом к полу, и щели ее глаз смотрели на меня с такой умертвляющей силой, что я не удивился бы, если бы ночью это животное решило меня загрызть.
Но Войс ограничился малым: он просто не поленился выволочь из бака для грязного белья мою рубашку на середину коридора и насрал на нее так, как будто копил неделями.
Хидан сказал, что хуйни больше, чем мстящая за поцелуи собака, еще не слышал. Я вызверился и сказал, что умный Хидан вполне может сегодня не идти качать мускулы, а лучше пусть займется отстирыванием моей рубашки от дерьма нашей общей прекрасной собаки.
"Я, - скривился Хидан, - не поверю в весь этот инфернальный пиздец до тех пор, пока ты, блядь, не притащишь в дом какую-нибудь лысую кошку, которая будет ненавидеть меня так же, как Войс, по твоим словам, ненавидит тебя, старая жопа".
Я никогда в жизни не велся на провокации. Трудно сказать, была ли это все-таки провокация, или я искренне подумал о том, что лучший способ убедить Хидана в мерзости характера его обожаемой собаки - это показать ему, каково быть на моем месте. Может быть, я втайне надеялся на то, что кошка несколько уравновесит шаткость нашего общения, на одну из чаш весов которого взгромоздился еще и этот рахитичный перезрелый щенок. Может быть, я хотел добиться какой-нибудь гармонии, потому что у отношений с Хиданом была тысяча неоспоримых минусов, но здесь я чувствовал себя на своем месте. По крайней мере, до тех пор, пока не появился Войс.
И я действительно поехал в кошачий питомник после работы, хотя и знал о породах кошек чуть больше, чем ничего. Я взял котенка канадского сфинкса, голую пятнистую самку с тонкими лапками и широко расставленными ушами, похожими на лопасти вентилятора. Пришлось потратиться на это невнятное, но, как ни странно, не такое уж и гадкое существо, так что кроме кошки и банки специального корма я не стал брать ничего - ни "согревающую попонку", ни лежанку, ни комплект декоративной одежды из четырех маленьких костюмчиков.
Траты на Хидана возглавляли список "самых бесполезных и несуразных вещей, которые я когда-либо делал". Кошку мы назвали Бонни - точнее, назвал Хидан: "Как какой-то там Айленд, да?"
Хидан пришел от кошки ровно в такой же восторг, как и я - от Войса. То есть, какое-то время мы оба с ним изображали кислое расположение к новоприобретенным питомцам, и я даже кидал резиновые собачьи колечки на заднем дворе, чтобы Войс приносил их обратно, а Хидан поминутно усаживал Бонни на колени и грубовато трепал ее по голове. Но, возвращая игрушку, пес всегда кусал меня за руку, а следы от когтей Бонни на голых Хидановых коленках мерцали, как темные виноградные зернышки. Добровольно Бонни никогда не шла к Хидану на руки, а когда он наклонялся к ней слишком низко, то ее голая лапка взлетала быстро, как комета, и оставляла яркие красные полосы поперек его лица. Через неделю после того, как я принес в дом кошку, Хидан, дергая меня за локоть, сказал: "Ну че, поигрались с этой страшилой - и хватит, бля. Тащи ее туда, где выкопал".
Тут я понял, насколько прав был Эл-Ти. И, почему-то вспылив, сказал, что в таком случае и собаку стоит отдать какому-нибудь добродушному заводчику. "Или, - подумал про себя, - отвести на живодерню".
Трудно поверить в то, что в условиях ненормально конфликтного характера Хидана причиной самой крупной нашей ссоры стала пара домашних животных, которые вообще должны были быть нашими же подарками друг другу. Что касается самих Бонни и Войса, они, вопреки стереотипам и мировой мультипликации, сошлись так спокойно, как будто кормились у груди одной матери. В первый же вечер обнюхав друг друга, к следующему утру они сдружились настолько, что Бонни смело заигрывала с псом, царапая его по ногам и бокам, а Войс только вяло отмахивался от нее хвостом и ни разу не рыкнул.
Почему-то Хидана нисколько не отрезвило мое замечание о том, что предложить ему избавиться от пса - это ровно то же самое, что предложить мне избавиться от кошки.
"Ни хуя", - отрезал Хидан и пытался не разговаривать со мной до ночи, хотя ругательства лезли из него помимо его воли. Ближе к вечеру я устроился в гостиной с книгой, и Бонни сама пришла ко мне на руки: позволив ей свиться улиткой у меня на коленях, одной рукой я поглаживал ее по сухой горячей спине. В таком виде нас и застал Хидан, который предложил мне «пососать кошачий хуй» и в лучших традициях драматичных женщин ушел из дома, не набросив поверх даже куртки. Сейчас я делаю вывод, что Хидан тоже ревновал; по-своему, но ревновал – меня к Бонни. Он вернулся утром и был до такой степени пьян, что, оступившись на пороге, до крови разбил нос о тумбу. Алкоголем от него пахло за версту. Когда он вошел в гостиную, Войс возбужденно затявкал, явно жалея своего тупого хозяина, а Бонни, учуяв запах спиртного, зашипела и выпустила когти. Хидан зашипел на нее в ответ. Можно было бы подумать, что Хидан был с кем-то другим в ту ночь, но я точно знал, что он ограничился только выпивкой.
Кошка бесила его даже сильнее, чем меня бесил пес, пусть она и не ссала на ковер и не жевала одежду, а урон наносила только дешевым соломенным креслам, стоящим на веранде. Дело было просто в том, что природное спокойствие Бонни приносило и мне покой, в то время как Хидан составлял замечательную пару со своим полоумным псом. Перекладина, из которой состояли весы наших отношений, стала раскалываться в точке равновесия, и даже такой идиот, как Хидан, прекрасно это понимал.
На следующее Рождество не было никаких неожиданных подарков, но его мы встречали в таком сказочном напряжении, что и без лишних размышлений, мне кажется, будущее этих отношений было уже определено. Он сидел с одной стороны дивана, широко расставив колени, и между его ног на полу храпел Войс. Я сидел с другой стороны с книжкой и Бонни на коленях. Время от времени Хидан кидал ненавидящие взоры на кошку, и я неприятно поражался тому, как сильно можно ненавидеть маленькое невинное животное. Время от времени и я неприязненно смотрел на Войса, а однажды, протянув ногу, пихнул его в бок, чтобы пес очнулся и перестал храпеть.
Взглядом Хидана меня буквально пригвоздило к дивану. Даже у меня это вызвало легкое чувство неудобства.
"Не делай так", - сказал Хидан, и я действительно больше так не делал хотя бы потому, что пес перестал храпеть, и вроде как до конца дня все было как обычно, и когда мы с Хиданом добрались до спальни и в потном клубке тел загнали друг друга до полусмерти, все тоже было как обычно. Но это его "не делай так", возможно, было той самой последней трещиной на наших весах, от которой противоположные плечи рычага весов разлетелись в разные стороны.
И когда я однажды пришел домой после работы, Бонни вышла встречать меня, как она это делала обычно, и я посадил ее к себе на плечо, где она очень любила сидеть с первого дня нашего знакомства. Я прошел в гостиную, уже готовый напороться на наставленный на меня туповато-агрессивный взгляд Войса, но ни на полу, ни на диване, где я строго-настрого запрещал ему лежать, пса не было. Я обошел весь нижний этаж и поднялся наверх, а когда заглянул в спальню, увидел непривычное, сосущее запустение: ящики комода были наполовину выдвинуты, а из-под шкафа не торчали Хидановы гантели, об которые я вечно спотыкался и одной из которых я как-то ударил Хидана по заду за то, что он не дал себе труда уложить их нормально. Я подошел к комоду и внимательно заглянул в каждый ящик. Вещи Хидана исчезли: от носков с трусами и прочей одежды и до упаковки презервативов, которую он любовно хранил зарытой в футболках. Тогда я проверил в шкафу, хотя на самом деле уже давно все понял. На плечиках висели только мои пиджаки, рубашки и пара редких футболок - одежду с короткими рукавами я никогда не любил, считал, что ни к чему демонстрировать изрезанные шрамами руки. Все, что принадлежало Хидану, бесследно исчезло. Вместе с самым большим из моих чемоданов. И моим автомобилем - это я обнаружил, когда спустился в гараж.
Я получил голосовое сообщение на телефон как раз тогда, когда стоял в ступоре, с отнявшимся языком, и смотрел на чистое пустое место, оставшееся от серебристой "Ауди".
Разумеется, Хидан не стал бы оставлять записку. Тогда я потратил бы полвека на то, чтобы расшифровать его кривые скачущие буквы. Вместо этого он наболтал свое нехитрое послание мне на голосовую почту. Стоя в гараже, глядя на ровно и дыхательно мигавший огонек сигнализации, я слушал Хиданово сообщение: слова пробивались ко мне сквозь техногенный скрип шин по гравию, звуки гарцующего мотора и омерзительное собачье тявканье где-то сзади. Сообщение начиналось примерно так: "Привет, дорогой жмот Какудзу! Надеюсь, ты уже понял, что я не дома и домой не вернусь. Вместо этого я решил поехать в Калифорнию: говорят, тут теплее и много классных шлюх. И еще я взял твою тачку погонять, но ты, наверное, не против, потому что денег у тебя больше чем дохуя. Но если вдруг против, то засунь свои возражения себе в задницу. Когда-нибудь я с тобой расплачусь".
Это было вступление. Дальше шла длинная и сбивчивая основная часть, которая то и дело прерывалась ругательствами и оглушающим взвизгиванием тормозов. В двух словах: Хидан сообщал, что уходит от меня, но, как бы ему ни хотелось утверждать обратное, он все равно запомнит "мою старую жадную жопу", которая занимает в его сердце особое место. Он также упомянул, что забрал Войса и знает, как я этому рад, а потом, похоже, подержал трубку у морды моей обожаемой собаки, потому что секунд десять я слушал чье-то сопливое, шумное дыхание с тонкими скулящими нотками. "Теперь можешь спокойно трахаться с Бонни-Хуенни", - добавил Хидан, и этот кусок его слов был едва различим из-за тарахтения мелких камушков дороги под колесами.
Ничего нового я для себя не извлек. Кроме одной-единственной фразы: "Это ебать как странно, что я это говорю, но я сука люблю тебя, и мы, может, когда-нибудь встретимся где-нибудь на тусовке со шлюхами. Или просто так. Короче, было круто, хоть ты и хуйло. Пока, Какудзу". Этим предложением он закончил свой дорожный монолог, запись закончилась, и я на какой-то момент повис в тишине пустого гаража. Да, подумал я тогда, может быть, мы еще и встретимся, с людьми часто происходит такая ерунда.
Но мы так и не встретились. А спустя четыре дня после бегства Хидана стало ясно, что не встретимся никогда: мне позвонили из полиции и сообщили, что машину с зарегистрированным на меня номерным знаком, серебристую "Ауди", нашли справа от дороги в десятке миль от Карлсбада.
Машина была пустой. Все четыре двери и багажник были открыты настежь. Чемодан с барахлом Хидана лежал нетронутый. На руле чернели брызги крови, такие, как будто от резкого удара Хидан воткнулся в панель лицом, но остальная кровь, которой пропиталась обивка заднего сиденья, принадлежала не ему, а собаке. Войсу. Не было ни следов борьбы, ни чужих отпечатков пальцев. Разбитое лобовое стекло, распахнутые двери и пара капель Хидановой крови - да пропавший собачий труп. Для стимуляции расследования я предложил полицейским денежное вложение, которое они охотно приняли, но по ситуации действительно больше особо нечего было сказать. Сплошная неопределенность. Единственное, что можно было заключить, судя по количеству крови: собака, скорее всего, сдохла. Но мы с Войсом друг друга невзлюбили с первого взгляда, так что я гадко соврал бы, если бы сказал, что это меня сильно расстроило.
Хидан мог сбежать. Хидан мог умереть. Хидан мог сделать все, что угодно, потому что для людей настолько безумных не существует никаких границ нормального поведения. Он вполне мог бы инсценировать эту странную автомобильную смерть, а потом сбежать в Калифорнию, а оттуда - в Орегон, а оттуда - в Вашингтон. Он мог бы стать кем угодно и делать что угодно, а я, конечно, везде мог бы его достать, потому как был далеко не последним человеком в Штатах благодаря своему бизнесу...
В каком-то смысле я чувствовал, что искать бесполезно.
В каком-то смысле я знал, что оттуда, где он оказался, я достать его не смогу, пусть, как я всегда говорил, "даже Ад стоит на деньгах".
Поэтому иногда я продолжаю связываться с полицией, спрашивая, не появились ли у них новые подробности по делу, но какие подробности могут появиться в условиях той информации, которой они располагают? Я живу так же, как и жил до того, как познакомился с Хиданом, разве что из напоминаний у меня в доме осталась подросшая Бонни, которая стабильно встречает меня с работы и ждет, пока я ее покормлю.
Мне чудовищно не хватает Хидана. Иногда я скучаю по нему так сильно, что вся моя жизнь проваливается в замогильный туман и кажется мне чем-то ненастоящим и несуществующим, а я чувствую себя человеком, приходящим в себя после кратковременного полного паралича ног.
Иногда действительно случаются вещи, в которые трудно поверить. Твой любовник после четырех лет совместной жизни уезжает на твоей машине в Калифорнию из-за вашей кошки, прихватив с собой вашего пса, и разбивается по пути. Ваши кошка с собакой почему-то умудряются ладить друг с другом лучше, чем вы.
Так мной была официально доказана не нуждающаяся в доказательствах "Теория домашних животных" старины Эл-Ти. Пусть и не было на моем холодильнике никакой записки.

@темы: слэш, наруто, мини, ангсто, фанфикшн, r

---

ЧЕТА Я НАУПАРЫВАЛАСЬ ТО ЛИ ЭТО КОФЕ ВСОСАЛСЯ, ТО ЛИ Я НЕ ЗНАЮ ЧТО, НО
у меня рука устала
написала химию под Кэти Перри и ТАК ВОСПРЯНУЛА ДУХОМ, АХАХА

Я ГОВОРИЛА, ЧТО РИТА ПОДАРИЛА МНЕ ОЧЕШУЕННУЮ ЛИМИТКУ - ХОББИТОВСКИЙ МОЛЕСКИН? С ЧИСТЫМИ СТРАНИЧКАМИ? ;_____________; это мы с Ритой в воскресенье были такие slappin' some bitches. я сижу жду ее в тц, значит, тут БАБАХ СИРЕНА "ПОЖАРНАЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ ОСТОРОЖНО ПОСТУПИЛ СИГНАЛ О ВОЗГОРАНИИ ПРОСЬБА ПОКИНУТЬ ПОМЕЩЕНИЕ" и все такие RUN FOR YOUR LIVES sadfasdfahadgfa, и я такая, путаясь в шарфе, тоже куда-то пошла потом было странно. потому что охранники в прямом смысле слова didn't give a single fuck. и люди как продолжали заходить - так и... ....... . ..

короче, пришла Рита. мы пошли обратно НУ И ВСЕ
А ТАМ МОЛЕСКИН
КОФИЙОК
РАДОСТЬ
Ы

а сегодня я сдала волейбол! на пять! верхнюю подачу! звездец и феерия. я одновременно ненавижу и обожаю нашу физкультуру, ок.
ФИЗКУЛЬТУРА
GUIZE
GUIZE YOU BET
WHAT AM I SUPPOSED TO DO WITH THIS THING
IS DAT A BALL
OH GOD HOW DO YOU EVEN TAKE IT

надо нарисовать открытку для дня рождения Светы. надо почитать фикла. надо упиться кофе. надо надо надо ДОЖДАТЬСЯ ГЛИ
И ПЕРЕСТАТЬ ВЕСТИ СЕБЯ ТАК ДОЛБАНУТО

@темы: я, лулзы, just for now

---

ах да, забыла упомянуть, что все-таки нашу любовную связь кое с кем не разрушить не убить. точнее, кое с чем. стоматология, я смотрю на тебя. выпавшая пломба, а ты просто сюка

---

привет!
зверски выпадаю в реал и обратно простите.

очень хочу спать.

.......... . ................. . ...но вообще сяду чичас писать про железо 8з блин, ребят. там столько уравнений!11 не люблю я железо. хуже хрома тДт""

адски залипаю на этой песне. она обожекакаяпрекрасная о это настроение мелодия И СЛОВА СЛОВА
УЖЕ ВТОРАЯ ОХРЕНЕННАЯ ПЕСНЯ С ТАКИМ НАЗВАНИЕМ
ЛЮБЛЮ ЭТО СЛОВО. КОТОРОЕ ОРИДЖИН. оно такое, такооооооооооооооооооооое ащщ <333333333333333


Скачать бесплатно Mika - Origin of Love на Muzebra.com.

кто-нибудь, отнимите у меня фикбук. я читаю уже третье миди у этого автора, чью работу переводила недавно у меня просто чешется фандомная зона, я нимагу

СКОРО НОВАЯ СЕРИЯ ГЛИ

ПРОСТО ДАЙТЕ МНЕ СПАТ, БЖЭ.

---

чета вдруг вспомнила!


Скачать бесплатно Katy Perry - Teenage Dream на Muzebra.com.

нечеловечески люблю ее. it is so fckn special to me. в ней - все! блестяшки, дороги, солнце-как-в-Техасе, любоувь, искры и то прекрасное тоненькое семечко ОГРОМНОЙ МЕЧТЫ, которое имеет яркий вкус щастья и, прорастая прямо в сердце, рвет мою бренную душонку на много-много маленьких розовокварцитных частей. она для меня, помимо всего прочего, еще и прямая ассоциация с Гли, а Гли - это жар самого быстрого пульса и самые теплые слезы от радости. Гли - это потрясающая штука о Больших Мечтах, Которые Всегда Исполняются, источник вдохновения, источник веры в мир, в людей, в путешествия без конца и в кленовый сироп, которым поливают оладушки в закусочных одноэтажной Америки.
а еще это - первая песня Клейна.
nuff said, короче.

@темы: glee, любовь, just for now

---

"Hardly Eternity", перевод (ЗАКОНЧЕН)

Название: Hardly Eternity/Едва ли вечность
Автор: Makkoska
Переводчик:  кайндхарт
Фандом: Naruto
Пейринг: Какудзу/Хидан
Рейтинг: R (у автора - M, но на НЦу, по-моему, не тянет...)
Статус: и текст, и перевод закончены (6 глав)
Саммари: действие техники Эдо Тенсей заканчивается, но Какудзу остается жив и пока что не может позволить себе умереть. У него осталось одно важное дело: освободить Хидана. POV Какудзу.
Предупреждения от автора: текст не бечен. Альтернативное развитие событий, начиная с Четвертой мировой войны шиноби. Еще я немного пошалила с Нечестивым Воскрешением, но Какудзу нужен был мне живым.
Другие предупреждения: яой, много крови, жестокость-травмы-пытки, мат и щепотка ангста.
От переводчика: в один пост не влезает, oh gawd первая половина:
wee-hoo.diary.ru/p185077863.htm

апд: больше, БОЛЬШЕ СТРАННЫХ СЮЖЕТОВ

4. Полное восстановление

Хидану постоянно что-то от меня нужно. Очевидно, что я его разбаловал. Он потерял всякий страх и совершенно не опасается возмездия.

- Давай закажем комнату покруче!

- Давай зайдем пожрем!

- Слышь, че я просек! Тут где-то храм есть, и тамошний священник на Дзясина-сама гонит. Давай его убьем?

Он нарушает наш обет молчания и по ночам постоянно скулит, надеясь, что я сдамся и дам ему то, что он хочет. Вскоре мне надоедает повторять «нет», и я начинаю требовать у него взамен выполнение всяких поручений. Так намного удобнее и приятнее: всему соответствует определенная цена. Для того чтобы я подрочил ему рукой, я заставляю его неделю стирать нашу одежду или брать на себя приготовление пищи. Когда он пытается задобрить меня куском полусырого мяса, я отказываюсь прикасаться к нему. Хидан ругается и бесится, но следующий обед оказывается куда приличнее.

Если он хочет, чтобы я взял у него в рот, я приказываю ему отыскать человека, за которым гоняюсь вот уже несколько недель. На будущее обещаю себе больше никогда так не делать: пять дней мы просто ходим кругами по одному и тому же месту, пока я не вырываю у него из рук карту, которой он точно не умеет пользоваться, и не нахожу вражеское убежище самостоятельно. Правду сказать, Хидан сражается с жертвой в одиночку, а я получаю солидное вознаграждение за принесенную голову, так что в конечном итоге он получает то, что хотел.

Его глубокие, сытые стоны отчасти компенсируют причиненные им неудобства. Тяжелый жгут раздражения распрямляется в моем животе, когда Хидан, ускорившись, бесконтрольно вталкивается в мое горло, и мне приходится отстранить его.
Я терплю, но жгут, царапающий мне живот, намекает, что это просто вопрос времени.

- Это… - говорит Хидан позже, когда я возвращаюсь из ванной, прополоскав рот. - А че надо сделать, чтобы я мог тебя…

- Не испытывай судьбу, - предупреждаю я.
Хидан ухмыляется, но ему хватает ума не продолжать.


/*/*/*/

- Мы снова заблудились, да? – спрашиваю я с несвойственными нотками смирения.

- Ни хрена! – возражает Хидан без особой уверенности и отворачивается, когда я пытаюсь отобрать у него карту, которую он, кажется, держит вверх ногами. – Это где-то наверху, короче.

«Где-то наверху» - сколько раз я уже слышал эту формулировку? Добрых полмесяца мы рыскаем в поисках некой общины почитателей культа Дзясина, которая, как утверждает Хидан, находится «где-то наверху», в горах. Понятия не имею, почему я вообще ввязался в это дерьмо. Должно быть, мне просто было нечего делать.

Как бы то ни было, эти бессистемные скачки по каменистым склонам начинают жутко раздражать. Может, здесь никогда и не было никакой общины, а, может, Хидан выдумал ее сам, вдохновившись опасным желанием поглядеть, сколько времени я буду таскаться за ним, прежде чем пойму, что он меня обманул. Я только один раз за время наших похождений кольцую Хиданову шею нитями чакры в очевидном желании подвесить его над ущельем, но раздражение все нарастает и нарастает. Скоро чаша моего терпения переполнится.

- Дай сюда эту чертову карту, - рычу я, сцепив зубы. – Слепой щенок лучше ориентируется в пространстве, чем ты. Кроме того, я думаю, что ты даже читать не умеешь.

- Ты нетерпеливое мудило, - парирует он. – Я тут пытаюсь понять, ведет ли эта тропа к верхушке или нет… Во, вот здесь, кажется, то, че надо…

Не знаю, кто из нас удивлен больше, когда мы действительно находим чертов храм. В скале вырублена кривая лесенка, уходящая вниз и в темноту.

- Подожди тут, лады? – почему-то нервничает Хидан.

- На кой черт?

- Не, ну как, ты же долбаный язычник. Вдруг они тебя в жертву принесут…
Он не смотрит на меня – это подозрительно. Хидан слишком тупой для того, чтобы уметь прилично врать.

- Ты вообще не думал, что мы что-нибудь здесь найдем, да?

- Да бля, просто подожди. Я через час вернусь.

- Ровно час, Хидан. А потом я приду и выволоку тебя оттуда за ухо.

По истечении двух часов я уже зол достаточно для того, чтобы желать оторвать ему его тупую голову. По истечении трех мне хочется зайти внутрь и разнести там все в щепки. Когда проходит четыре часа, к злости примешивается и толика беспокойства, и я решаю пойти за Хиданом.

Большая часть лестницы тонет в кромешной черноте. У нижних ступенек на стене полыхает маленький факел: я снимаю его, чтобы было удобнее идти. Впереди прямится длинный узкий коридор, расчерченный дверями. Прыгающий свет позволяет мне рассмотреть картины на стенах, изображающие людей под пытками, мертвых людей, людей, которых насилует гигантский демон, должно быть, олицетворяющий Дзясина. На лицах большинства жертв написано восхищение. Очаровательно. Подавляю в себе желание пронести факел под каждой из картин, чтобы сжечь тут все к дьяволу.

Вместо этого я тупо иду все дальше и дальше, обещая изничтожить Хидана за то, что он притащил нас сюда. Это место не сулит ничего хорошего.

Начинаю различать голоса. Говорят на повышенных тонах, явно спорят. Конец коридора вваливается широкой комнатой, в центре которой воздвигнут каменный алтарь. К алтарю привязан Хидан: в полумраке помещения это видно по тому, как он дергается. У входа в комнату лежит парочка трупов, судя по ранам у них на груди – работа Хидана. У алтаря различаю еще четырех человек. Они переругиваются.

- Отъебитесь от меня, - бушует обездвиженный Хидан, обращаясь к мужчине с длинными светлыми волосами, который, очевидно, возглавляет группу. – Че вы творите, мрази?

- Не нужно грубости, брат. Мы хотим помочь тебе.

- Напали и связали, да, суки? Охуенная помощь!

- Это для твоего же блага, брат. Ты явно бредишь. Мы просим тебя помочь нам с обрядом, чтобы мы могли обрести истинное бессмертие, а ты говоришь, что хочешь, чтобы мы сделали бессмертным некоего язычника, которого ты называешь своим напарником.
Голос у мужчины низкий, влажный, сочится наигранным осуждением.

- Хуйня ты! Если б не был хуйней, Дзясин-сама тебя б уже давно сделал бессмертным. Но вместо того, чтобы драться, убивать и нести разрушение, ты сука прячешься тут и чешешь елду, глядя на свои картинки. Почему бы тебе не…
Его голос обрывается всхлипом. Вижу его собственный гарпун, вставленный Хидану в живот, и наблюдаю, как длинноволосый жрец поворачивает его в ране.
Этого вполне достаточно.

Трое служителей культа погибают быстро, едва ли успевая понять, что происходит, и тут же падают к моим ногам. Их вожак не так прост: техника, которую он использует, похожа на проклятие, безо всякого огня он заставляет меня гореть и полыхать изнутри. Если бы я был обычным человеком, я бы сломался от боли, но так как я – это я, этот иллюзорный огонь только подогревает мой гнев. Жрец застигнут мною врасплох, и я сношу ему голову.
Хидан смотрит с опаской, как я приближаюсь.

- Ты типа через час обещал прийти. Вот ты тормоз.

Я прищуриваюсь. Его осторожный тон не вяжется с остротой слов.

- Позволил тебе провести побольше времени в счастливом воссоединении с братьями по разуму.

- Сраные предатели, - бормочет Хидан.

- Не хочешь объяснить мне, что тут случилось?

- Они хотели заполучить бессмертие, - неразборчиво произносит он. Я чувствую, что это не вся правда.

- А что насчет напарника-язычника?
Он выстреливает глазами, отводя взгляд.

- А ты не хочешь меня развязать?

Я берусь за рукоять его гарпуна. Было бы весело помучить Хидана до потери сознания перед тем, как извлечь эту штуку, но мне сейчас совершенно не весело.

- Это входит у тебя в привычку, да? Ты застреваешь в каком-нибудь темном и страшном месте, а я прихожу тебя спасать. Если быть до конца откровенным, мне это начинает надоедать.

- Какудзу, ты…

- Отвечай на мой вопрос, Хидан.

- Ладно, бля! Хотел, чтобы они эту поебень на тебе проверили… Чтоб ты реально бессмертным стал. Они, короче, не оценили.

- Не думаешь, что для начала надо было спросить меня? – лучезарные планы Хидана бесят до судорог, до кровавой трясучки в пальцах. Он шипит, когда я пихаю гарпун глубже.

- Да знаю я, че б ты сказал. Но однажды ты уже сдох, и… Я…

- Не нужна мне твоя помощь, - повышаю голос, потому что мне не хочется дослушивать его предложение до конца. – Ни твоя, ни твоего паршивого бога.
Пальцы крепче и суше перехватывают рукоять. Одним искристым движением я выдираю гарпун из Хиданова живота. Хидан коротко воет и тут же прекращает дергаться.

Пока он в отключке, я пытаюсь обуздать свои эмоции. Не могу объяснить, почему его слова так сильно злят меня, но руки продолжают дрожать, пока я отвязываю Хидана от алтаря. Чтобы я стал бессмертным… Не понимаю, ни откуда ему в голову пришла эта идея, ни с чего он вдруг взял, что я приму хоть что-нибудь в дар от его убогой религии.
Решить, что я нуждаюсь в помощи, в то время как это он вечно наживает себе врагов и неприятности. Чертова крикливая бестолочь.

- Тебя че, разорвет щас? – его осторожный голос вытряхивает меня из раздумий. – Ну че, валяй.

Я собираю его волосы в кулак и бью его головой об алтарь с силой, достаточной для того, чтобы взгляд Хидана потерял фокус. Какое-то время моя рука не встречает никакого сопротивления с его стороны, как будто он нарочно и сознательно подставляется под мое бешенство, но это длится очень и очень недолго. Когда я вздергиваю Хиданову голову еще раз, он агрессивно выворачивается, оставив у меня в руке прядь белесых волос, и с силой пинает меня ногой в живот.

В следующее мгновение мы уже катаемся по полу, сцепившись друг с другом, пинаясь и вырыкивая оскорбления. Кровавая щель в животе у Хидана обильно течет и пачкается, но ему на это наплевать – если он вообще в состоянии обращать внимание на свои раны.

- Кусок дерьма, - говорю я и оттаскиваю его голову с раззявленным ртом от себя, чтобы он не мог вцепиться в меня зубами, - никто не просил тебя вмешиваться. Я в состоянии позаботиться о себе сам.

- Пиздишь! Кто может пообещать, что ты сука не откинешься снова? Я, может, пытался быть предусмотрительным… - его пальцы зарываются в мою шею, наверняка до синяков.

- Предусмотрительным? Испугался, что в следующий раз я не приду спасать твою задницу? Может, стоит лучше подумать о том, как себя вести, чтобы не…

- Я, блядь, не хочу проебать тебя, урод, - гавкает Хидан мне в лицо, а потом кладет жесткие ладони на шею сзади и, встряхнув, наклоняется, чтобы поцеловать. На его стороне – эффект неожиданности, и он незамедлительно пропихивает язык мне в рот. Он кусает меня за губу, под языком перекатывается вкус крови, и внезапно глубоко внутри меня открывается какая-то дверь, и я чувствую, что у меня стоит. От возбуждения становится больно.

Хидан тоже все чувствует и понимает. На выдохе он, клацнув зубами, снова лезет целоваться и кусаться. Наша злость становится похотью за одно-единственное сердцебиение, и теперь вместо того, чтобы избить друг друга до полусмерти, мы пытаемся избавиться от одежды. Некоторые чересчур резкие движения в будущем точно оставят синяки; не то чтобы это нас останавливало.

Мы совокупляемся быстро, резко, энергично и агрессивно, что очень соответствует обстановке в храме Дзясина. Я вдавливаю Хидана в алтарь лицом вниз, он разводит бедра и цепляется пальцами за камень. Он рычит, грудинно воет и сыплет проклятиями, когда я ломлюсь в него – всухую, что неприятно даже для меня. Следующий толчок гладко скользит по свежей крови, и, если говорить честно, меня совершенно не заботит то, какой урон я ему наношу. Во-первых, он все равно залечится. Во-вторых, ему тоже плевать.

Он дергается навстречу каждому моему движению, всхлипывает, закатывает глаза и вышептывает полуразборчивые молитвы Дзясину, к которым примешивается ставшее привычным «ты вернулся». Я хватаю его за волосы, тяну на себя, чтобы он прогнулся в спине, и наклоняюсь к его уху:

- Я всегда вернусь за тобой, - только заканчивай уже постоянно пропадать, заканчивай быть таким тупым и никогда больше не вытворяй ничего подобного без моего ведома. Это примерно то, что я хочу сказать, но у меня нет настроения произносить это все вслух.

Хидан издает странный давящийся звук, а потом вытягивает руку, цепляя меня за затылок до крови, чтобы я не вздумал отстраняться грудью от его спины. Я пропускаю руку над его животом и начинаю гладить Хидана в паху. Он кончает после пары движений и вжимается в меня так ярко и тесно, что и мой собственный оргазм не заставляет себя долго ждать.

Он продолжает валяться на алтаре даже после того, как я отодвигаюсь и шатко сажусь на пол, прислоняясь к холодному камню спиной. Постепенно сердцебиение выравнивается, а голова очищается. Мне хорошо – так хорошо, как не было еще ни разу со времен моего триумфального возвращения в мир живых. Пожалуй, теперь я могу сказать, что полностью восстановился.

Краем глаза смотрю на Хидана. Даже в полутьме видно молочно-розовое, стекающее по каплям по его бедрам. Сперма и кровь. Медленно и тягуче меня наполняет чувство какого-то душного, мрачного удовлетворения. Ты мой, думаю я, хоть и не говорю этого Хидану.

Он не двигается, и это вселяет в меня беспокойство. Может, надо было залатать ему дыру в животе перед тем, как трахать его, но до этого я как-то не додумался. Я смотрю молча, ожидая от Хидана хоть какой-нибудь реакции, но он остается неподвижным.

- Твой Дзясин не разозлится за осквернение его святыни? – спрашиваю я, чтобы разломать повисшую тишину.

- Ты больной? Мы тут сука устроили ему обалденное представление. Так что он должен быть доволен.
Голос у Хидана грубый, но вполне себе привычный.

- Ты собираешься двигаться?

- Нет, - и он ограничивается легким поворотом головы, протирая глаза так, как будто смахивает слезы.

Я вздыхаю и решаю дать ему еще пару минут.

апд

5. Время идет

Я не слежу за временем, поэтому, когда мы узнаем, что Джинчуурики Конохи стал их Хокаге, я уже не могу вспомнить, как давно видел этого мальчишку своими глазами. Согласно моим собственным подсчетам, с момента моего воскрешения прошло минимум три года.

Интересно, когда мы в последний раз вспоминали о мести. Год назад? Или два? Тогда это казалось немыслимо важным. Смаковать каждую подробность медленной и мучительной смерти всех наших врагов. Теневой мальчишка. Шаринган Какаши. Девятихвостый, Удзумаки Наруто – готов поспорить, сейчас его имя у всех на слуху. Не могу даже представить, когда именно он получил свой титул: мы с Хиданом обретаемся на краю вечности, новости не слишком-то быстро долетают до таких мест, как это.

В небольшой хижине, чьи прежние хозяева бесславно погибли от наших рук, мы ждем, пока закончится зима. Мы шли через горный перевал, когда внезапно выпал первый снег, и было решено дождаться схода воды перед тем, как направляться куда-либо в другое место.

Это – наиболее длительное время, проведенное нами один на один друг с другом в условиях отсутствия важных дел или мест, где необходимо побывать. Мы сосуществуем поразительно гладко и за месяц умудряемся поцапаться всего три раза. Это рекорд. Праздность непривычна для нас, но, в сущности, не так уж и плоха. У нас нет никаких неотложных дел, а хижина вполне себе пригодна для жизни.

Если состояние дорог позволяет, мы изредка выбираемся в ближайшую деревню пополнить запасы еды, теплой одежды, одеял и книг. Там же мы, навострив уши, стараемся прислушиваться к слухам, особенно когда заходим в какой-нибудь теплый паб – выпить и погреться перед дорогой назад.

Хидан стоит напротив окна, завязнув в мыслях так глубоко, насколько позволяет ему размер его мозга. Должно быть, как и я, размышляет о том, как безболезненно и быстро мы позабыли о планах нашей мести. Только ему, что вполне естественно, на осмысление сути вопроса нужно больше времени, чем мне. Я позволяю себе мелочную полуухмылку.

- Ты че, книжку свою читаешь? – вдруг спрашивает он, не поворачивая головы.

- Читаю.

- А вот и ни хуя. Ты меня глазами трахаешь. Изврат какой-то. Я чую, как ты в спину мне пялишься.

- И сейчас? – я даже не пытаюсь что-либо отрицать, хотя Хидан и не угадал насчет «траханья глазами». Поднимаю книгу повыше, пытаюсь снова втянуться в повествование.

- Да я не жалуюсь. Я ж понимаю, что, блядь, на меня смотреть-то приятнее, чем в эту скучную ветошь, - он искрит кислым взглядом, повернув ко мне голову.

- Тогда иди сюда.

- Бля, подними свою жопу, если тебе че-то от меня надо, - сокрушается Хидан, а сам в это время быстро стаскивает одежду, приближаясь ко мне. Он пихает меня ногой в колено и, выхватив из моих рук книгу, отшвыривает ее в сторону.
Как и обычно, близость Хидана приносит чувство насыщенного удовлетворения.

Он раздет, а в комнате довольно холодно, но его тело, как хорошо заведенный механизм, излучает приятный жар. Пальцами я спускаюсь вдоль его позвонков, и Хидан гнет спину от прикосновений. Однако я все равно останавливаю его, когда он делает попытку просунуть руки под пояс моих штанов.

- Ты больше не хочешь вернуться? – спрашиваю я, и на какое-то короткое время мне кажется, что Хидан сейчас притворится, что не понимает, о чем идет речь.
А он вздыхает, закатывает глаза и говорит с притворной беззаботностью:

- Да че, хочу. Но прямо сейчас нельзя, не так че ли? На дорогах хрень полная, да и в Конохе сейчас все точно усираются с их нового Каге. Может, весной… Или летом…

- Да, - соглашаюсь я. – Потом, не сейчас.

Проходят и весна, и лето, но мы оба притворяемся, что забыли об этом разговоре.


/*/*/*/

Говорят, что жизнь немыслима без разнообразия, и время от времени мы стараемся практиковать смену деятельности. Что приятно, для шиноби нашего класса возможный выбор занятий очень широк. К примеру, мы можем работать телохранителями, осуществлять заказные убийства или присоединяться к целым наемным отрядам.

Скоро я понимаю, что у нас обоих есть слабое место, касающееся взаимоотношений с другими людьми. Если нас разозлить, внутри быстро просыпается лютый зверь, желающий убивать наших партнеров по делу – или даже самих заказчиков.

Вздыхая, смотрю на Хидана, который валяется поперек своей пентаграммы. Черно-белый цвет его кожи намекает на то, что жертва еще жива. Мы окружены восемью трупами (или семью, не считая того, который еще не совсем труп). Восьмой – торговец, тот самый, который все никак не может умереть потому, что его Хидан решил помучить дольше остальных.

Торговец нанял нас в качестве охраны для небольшого путешествия через лес. Мы, в общем-то, неплохо выполняли свою работу до тех пор, пока ему не пришло в голову сделать пару неуважительных комментариев по поводу моей внешности и моего поведения. Он продолжил оскорблением Хидана, который тявкнул что-то, вступившись за меня (делаю мысленную пометку напротив пункта «объяснить-Хидану-что-я-не-нуждаюсь-в-его-защите»). Маленький конфликт быстро дошел до критической точки, в результате чего и торговца, и его персональную стражу «порешили», как выразился Хидан.

Я думаю, что мы обзаведемся плохой репутацией, если будем убивать работодателей, и обыскиваю трупы на предмет ценностей. Нужно как-то компенсировать убытки от этой несостоявшейся миссии.

- Ты такой жлоб, - говорит Хидан, когда я нагибаюсь над очередным телом и исследую карманы на его одежде.

- Заткнись и помоги, - говорю я, и, к моему удивлению, Хидан слушается меня.

/*/*/*/

Я никогда не был ревнивым. Едва ли у меня были какие-либо близкие знакомые, которых я мог бы ревновать.

Хидана я тоже ни к кому не ревную. Иногда, например, в гостинице или на выполнении очередной миссии, он немного заигрывается. В этом нет ничего удивительного: в конце концов, он привлекательный мужчина, и, если с первых минут знакомства он не начинает чесать языком о своей религии, его можно даже принять за психически полноценного человека.

Когда Хидану хочется меня позлить, он начинает флиртовать со своими новыми малознакомцами. И, стоит ли говорить, никогда не получает желаемой реакции.

- Ты че, вмешаться не хочешь? – он подпрыгивает ко мне, почти ощутимо разбрызгивая гнев. Я откладываю в сторону книгу розыска. Мы отдыхаем в спокойном гостиничном баре, и я только-только начинаю наслаждаться своим одиночеством. – Через пару минут я уже буду в задней комнате трахать вот эту вот бабу, - он тычет ладонью в блондинку с внушительным бюстом, которая неловко улыбается нам с другого конца комнаты.


- Хорошо провести время, - говорю я и отпиваю из стакана.
Хидан долго таращится на меня, приоткрыв рот. Потом его брови станцовывают, сжимаясь на переносице.

- Гондон ты непрошибаемый, - громко говорит он, а потом хватает меня за плечо и утаскивает в номер.

- А че б ты сделал, если бы я с кем-нибудь того? – спрашивает он позже, когда мы с ним лежим рядом липкие, горячие и расслабленные.
Мне требуется несколько секунд на обдумывание.

- Я бы убил его или ее, - отвечаю я, потому что приятная послеоргазменная дымка действует на меня странно, и я говорю именно то, что Хидан хочет услышать больше всего.

- Ага, - он явно доволен. – Ну так а че ты никогда ниче не делаешь?

- Потому что я знаю, что ты никуда не денешься. В конце концов, никто лучше меня тебе не светит.
От моих слов у него вырывается громкий лающий смешок, который Хидан тут же усилием воли трансформирует обратно в недовольную гримасу.

Похоже, Хидан не понимает, что я не ревную его потому, что наша обоюдная зависимость друг от друга уже протащила нас сквозь огонь и воду. Теперь мне трудно представить существование без него под боком.

Со времени моего последнего ночного кошмара прошли годы. Может быть, теперь они не вернутся, даже если Хидан не будет спать рядом со мной, но у меня нет желания проверять. Он как грубый метафоричный якорь, который удерживает меня в этом мире. Я, в свою очередь, – его якорь. Вот и все.

Хидан же не умеет смотреть на вещи просто. Ревность застилает ему глаза, стоит кому-нибудь проявить ко мне больше внимания, чем требуется. Наверное, поэтому он и таскается за мной всюду, куда бы я ни пошел. Люди, которых не отпугнуть даже постоянным видом его морды, маячащей за моей спиной, как правило, заканчивают свое жалкое существование в виде жертвы Хиданову богу.

- Смотри-ка, какой у твоего Дзясина навар с моих знакомых, - говорю я, в душе разрываясь между раздражением и весельем, пока Хидан вытирает лезвие. Молодой парень, лежащий на полу, совершил непростительную ошибку, заговорив вчера вечером со мной в баре. Хотя, подозреваю, он просто хотел нанять себе телохранителя.

- Охуенно смешно, Какудзу, - говорит Хидан и целует меня. Глупый собственник.


/*/*/*/


Заслуженный отдых после месяца непрерывной охоты за головами мы проводим в очередном недорогом гостиничном номере. Лежа на животе на чрезмерно мягкой кровати, я держу перед собой книгу, но на самом деле мои мысли далеки от чтения.

Я думаю о прошедшем времени. Сегодня я слишком меланхоличен, а книжка, которую я читаю, недостаточно интересная, чтобы она могла вытащить меня из этого состояния. Я кошусь на Хидана: голый, он сидит на стуле, подложив под себя ноги, и с достойным восхищения тщанием полирует свой гарпун. Судя по виду, его ничего не гнетет, и я слегка завидую его простому взгляду на вещи.

Он чувствует мой взгляд и поднимает глаза.

- Эй, че с лицом, Какудзу?

- Я только что понял, что два месяца назад мне исполнилась сотня лет.

Он издает неопределенный хрюкающий звук. Понятия не имею, зачем я вообще сказал ему об этом.
Когда до Хидана доходит, что я не шучу, он откладывает свою обожаемую игрушку и подходит к кровати, наклоняясь, чтобы внимательнее изучить мое лицо.

- Сотня? Да ну на хуй! Тебе не больше тридцати… Максимум – тридцать пять.

- Не заблуждайся, бестолочь, - ухмыляюсь я. – Тебе самому уже за тридцать.

- Че, мне? Ни хрена! – он распрямляется и трясет головой. Потом задирает руки и поворачивается кругом, чтобы я мог как следует его рассмотреть. Сам он тоже пялится на себя сверху вниз и поднимает голову, встречаясь со мной глазами. – Ты о чем, старая жопа? У меня тело двадцатилетнего.

- И мозги двенадцатилетнего.

- Очень смешно, дедуля.

Он снова таращится на меня, молча. Потом отходит к моей сумке и копается там, пока не демонстрирует мне находку: склянку с маслом.

- Ну че, в качестве запоздалого подарка преподношу тебе массаж! – декламирует Хидан. – Видать, дата охуеть какая важная, раз ты вспомнил о ней спустя два месяца.

Он стаскивает с меня свободные штаны – единственную деталь моей одежды. Потом перебрасывает ногу через мою спину, балансируя на коленях. Хидан начинает с плеч, размазав немного масла по рукам. Разомлев, я мысленно отмечаю, что он весьма неплох в массаже.

- Это же круглая дата, - бормочу я, чтобы позлить Хидана. – Я ждал чего-то получше.
В кои-то веки он не реагирует.

Удивительно, что такой нетерпеливый человек, как он, с таким тщанием и такой неторопливостью проводит свой мирской ритуал. Его ладонь скользит вниз по спине, стекая вместе с маслом между моих масок. Я думаю, не стоит ли выпустить моих сердечных монстров на свободу, чтобы Хидан мог размять каждую мышцу, но чувствую, что слишком расслаблен для таких затрат энергии.

Ощущаю укол возбуждения, когда Хидановы руки опускаются ниже пояса. В ответ на мой тихий несдержанный выдох раздается столь же тихий смешок Хидана. Его пальцы, мокрые и голодные от масла, проваливаются между ягодиц, и он замирает в немом вопросе.
Я слегка развожу ноги. Это – приглашение.

- Я думал, это мой подарок, - поддеваю я, хотя и не думаю отстраняться или менять положение.

- Ты о моем тридцатнике-то тоже забыл!
Здесь он прав: я даже не знаю, когда у него день рождения. Раньше это нас не заботило, да и сейчас все эти «важные даты» – скорее повод. Повод для меня, потому что я хочу оказаться под Хиданом, и повод для Хидана, потому что он до рези в сердце хочет быть надо мной, что случается далеко не так часто, как ему хотелось бы.

Он так долго возится с маслом и распальцовкой, что, когда он входит, я ощущаю только тяжесть и горячее давление. Его бедра вкатываются вперед и назад глубоко, медленно, а я не меняю позы, только чуть подаюсь назад, встречая его движения.

Когда я беру его, он становится диковатым и агрессивным. Ему всегда нужно больше, сильнее, грубее, глубже, и он визжит, ругается, царапается, кусается и пинается. Трахать Хидана – все равно что сражаться, пусть от этого мы получаем куда больше удовольствия и оба потом едва переводим дух. Сытые. Удовлетворенные.

Он ведет себя по-другому, когда оказывается сверху. Становится медленнее. Чуть ли не осторожнее. Постоянно шепчет всякий бред вроде «вот так», «так хорошо?» и «ты вернулся». Может, сухо-иронично думаю я, боками ощущая дрожь его каменных бедер, он проявляет уважение к моему возрасту и старается поменьше нагружать мою спину. Может, поэтому он, спустя все эти годы, продолжает повторять «ты вернулся» - боится, что я уже впал в старческий маразм и в противном случае все на свете забуду.
Я тихо фыркаю от смеха, и Хидан замирает.

- Рад, что ты с себя так прешься, че, - говорит он недовольно, - но, может, это… Вернешься на бренную землю, а? Поучаствовать не хочешь?

- Сам виноват. Из-за тебя я слишком расслабился.

Он злобно бормочет что-то, а потом толкается бедрами более остро и гранчато, заставляя внутри все сжаться. Истомный, приятно шипит и шикает, ускоряясь еще. Он кончает, и я чувствую спиной судорогу, когда он вжимается лбом мне между лопаток и вцепляется пальцами в предплечья.
Он не отстраняется, пока я не позволяю себе короткий нервный рык: моей разрядки еще не было. Перекатываюсь на спину, и Хидан отсасывает мне, глубоко, налито и лениво. Это больше, чем просто хорошо.

- О, ты лыбишься! – говорит он потом, когда укладывается рядом со мной и кладет кончики пальцев на уголки моего рта. – О чем думаешь-то?

- О том, что, если тебе сто лет, все не так уж и плохо, пока у тебя есть молодой любовник.
Его широкая самодовольная ухмылка прямо-таки вынуждает меня добавить:
- Даже если вышеупомянутый любовник вовсе не настолько молод, как хотелось бы, и ему уже перевалило за тридцать.

- Ну ты и хуйло, Какудзу!

апд: последняя глава. конец. аллес.

6. Тени из прошлого

- Вот, - Хидан швыряет мне какой-то сверток. – Это тебе.

- И что это такое?

- Че, подарок. Типа для нашей годовщины.

- Нашей… чего?

- Нашей десятой годовщины, бля!
Я неотрывно смотрю на него. Под тяжестью взгляда у Хидана нервически дергается глаз, но он продолжает:
- Ну, то есть, где-то лет десять прошло с тех пор, как ты меня выгреб. Я подумал, что это вполне себе такая годовщина. Че так вылупился? – он шипит. – Ты ваще первый начал эту мутотень с днями рождения…

Я приподнимаю брови, не упоминая, что это было больше полугода назад. Хидану действительно требуется очень много времени для того, чтобы понять простые вещи. Опускаю глаза на сверток. Бумага аккуратно заклеена (точно не Хидановых рук дело), и, даже не срывая обертку, могу сказать, что внутри лежит книга.

Я поворачиваю сверток и смотрю на него со всех сторон. Подарок. Да, не получал подарков с тех пор, как был ребенком. Подарки – это что-то утрированно невинное. Вещь, которую ты получаешь за бесплатно. Плюс ко всему, вещь, которая тебе, скорее всего, понравится. Слишком уж непривычно для меня.

- Это же не какое-нибудь священное писание дзясинистов, нет? – поднимаю глаза на Хидана и с удивлением замечаю, что он прямо-таки дрожит от нетерпения.

- Открывай уже, бля! – выдыхает он и делает ловкий прыжок, намереваясь вырвать подарок из моих рук и распотрошить его самостоятельно. Я уклоняюсь, а потом начинаю срывать бумагу одной длинной спиральной полоской.
Хидан раздражается и рычит.

Книга не имеет ничего общего с культом Дзясина. Это один старый роман, который я когда-то искал в книжных лавках. Хидан, которому никогда и близко не было интересно, что я читаю, запомнил название книги, накопил на нее денег (хотя от умения правильно обращаться с деньгами он далек, как Земля от Луны) и купил ее, когда я был занят чем-то другим. Даже заставил кого-то завернуть ее. Я тронут.

- Ну и че? – возбужденно спрашивает Хидан. – Те нравится?

- Да, - честно говорю я. – Это ценный подарок. Спасибо.

Он ухмыляется от уха до уха с прежней самоуверенностью.

- Ага, а ты мне че подаришь?


/*/*/*/

Иногда я думаю о том, насколько сильно я изменился. Мне нравится полагать, что, в сущности, я остаюсь тем же человеком, каким и был. Разве что несколько более спокойным и удовлетворенным жизнью.

Естественно, наши отношения (думаю, что это – вполне подходящее слово) с Хиданом продолжают видоизменяться. За все эти годы я узнал его куда лучше. Даже в чем-то начал больше доверять ему – разумеется, в разумных пределах. Как следствие, я позволяю и ему узнать меня получше.

Помимо этого ничего особенно не изменилось. Я делаю все то же самое, что делал десятки лет назад. Большинство моих старых привычек никуда не делись. Единственное отличие – теперь Хидан повсюду со мной, и я предполагаю, что это и есть самая значимая перемена. Хотя не то чтобы присутствие Хидана сделало меня более уравновешенным или менее мертвым.

Хидан не меняется вообще. Он все так же достает меня своей религией, особенно когда тащит делать что-либо связанное с культом Дзясина: искать некий «священный» свиток, устраивать резню среди адептов прочих религий или избивать других дзясинистов, в склоке с которыми Хидан не нашелся с достаточно острым ответом…

Может, мы не особо-то и меняемся потому, что – по сухим меркам этого мира – мы не совсем люди. Есть Хидан с его способностью оставаться живым, будучи разорванным на кусочки и зарытым в землю, с проклятием, которым он связывает себя со своими жертвами, с его жаждой крови…

И есть я – с пятью сердцами, с нитями чакры, опоясывающими меня изнутри и связывающими мое тело воедино. С фарфоровыми масками, вгрызающимися в спину, со швами, которыми изрыта кожа. С тем, как я вернулся с того света в это холодное тело. И во мне уж точно нет ничего человеческого.

Иногда я перестаю думать о том, какие мы. Проще всего говорить, что Хидан – маленькая раздражающая паскуда из-за того, как отвратительно он ведет себя большую часть времени. Однако если не кривить душой, то мне остается признать, что он сейчас далеко не так безрассудно-бестолков, как был когда-то. И, может быть, чуть менее криклив – либо я просто привык к его постоянной трескотне и к возмущенным воплям, когда ему кажется, что я уделяю ему слишком мало внимания. Было бы странно, если бы вся его болтовня вдруг исчезла из моей жизни. Пожалуй, я бы даже скучал по его голосу. Это странная и поспешная мысль, но сейчас она не беспокоит меня так, как могла бы несколько лет назад.

Говоря прямо, меня вовсе не раздражает его постоянное присутствие. Это кажется приятной переменой после десятилетий гордого уединения.


/*/*/*/

В городе, в котором мы сейчас находимся, проходит какой-то фестиваль, и тысячи людей в ярких масках высыпают на улицы, расцвеченные фонарями, бумажными украшениями и прочей декоративной ерундой, торчащей буквально отовсюду, а ярмарочные торговцы продают сладости, игрушки и черт знает что еще с наскоро сляпанных прилавков.

Толпа раздражает меня, шум кажется слишком громким, украшения – слишком безвкусными. Хидан, разумеется, в восторге от всего и сразу.

Он как раз пытается соблазнить меня на покупку какой-то омерзительно сладкой на вид выпечки, когда я чувствую на себе чей-то взгляд. Этот взгляд – не один из тех, что сыплются на меня ежедневно то тут, то там, приманенные моим ростом, тяжелой тканью, наброшенной на спину и скрывающей маски, длиной волос, собранных в низкий хвост, цветом глаз и стежками, перечеркивающими кожу. Не говоря уже о белесой бестолочи, которая виснет на моем рукаве и тягает меня от палатки к палатке.

Я украдкой оглядываюсь по сторонам, выискивая в толпе обладателя этого неприятно знакомого и очень враждебного взгляда. Когда владелец наконец попадается на глаза, мне требуется пара секунд для того, чтобы узнать его. Смотрю на темные волосы, высоко стянутые в растрепанный хвостик, и на сощуренные глаза, точно просчитывающие наиболее выгодную стратегию. Он вырос и обзавелся уродливым ожогом на шее и нижней части лица. Вокруг него скачут трое детей. Ученики это или его собственные – не знаю.

Теневой мальчишка, который подорвал Хидана и закопал его в яме.
Правда, он уже далеко не мальчишка.

Я быстро покупаю Хидану коробку конфет и говорю ему, чтоб он ждал меня в гостиничном номере. Он смотрит озадаченно, но делает, как я говорю, и даже не пытается спорить.

Локтями пропихиваюсь сквозь толпу и выхожу в узкую тихую улочку. Прислоняюсь спиной к стене нежилого здания и жду, пока не появится мой оппонент.

Он не заставляет себя долго ждать. Идет один. В течение одного короткого мгновения я могу прочесть на его лице цепенелую ярость и страх, но потом он берет свои эмоции под контроль.

- Это все-таки ты, - говорит он, но в его голосе столько сомнения, что я не могу сдержать ухмылку. – Какудзу. Значит, второй – это тот чокнутый священник? Хидан?

Так он пришел поговорить?
Еще не зная, куда заведет меня этот разговор, решаю подшутить:

- Единственный и неповторимый, мальчик-тень.

- Но это невозможно, - на секунду с него слетает маска невозмутимости. – Ты умер, а он… Как он сумел выбраться? Прошло пятнадцать лет. А вы едва ли изменились.

- Мы бессмертны, - лгу я.
Пятнадцать лет. Неужели и вправду так много?

- Вы не можете обладать бессмертием.

- Можем, особенно если сравнивать нас с тобой, мальчик. Годы тебя не пожалели.

- Вы чудовища, - произносит он, и я не стремлюсь опровергнуть это суждение. В каком-то смысле он прав.

- Ты здорово рискуешь, разговаривая со мной наедине в таком тихом месте. Не боишься, что три твоих маленьких отродья на рассвете найдут только твое бездыханное тело? Или думаешь, что сможешь меня одолеть?

- Ты отозвал священника и дожидался меня тут в одиночестве. Я хотел узнать, почему.
Он умен. Такой же, каким я его помню.
Я киваю.

- Мне незачем сражаться с тобой, но если тебя увидит Хидан, я не смогу сдержать его.

- Как мило, что ты заботишься о моем благополучии, - едко говорит он. Этот разговор меня утомляет, так что я решаю сразу перебраться к сути вопроса.

- Предлагаю тебе сделку. Я не стану трогать ни тебя, ни твоих милых маленьких детишек. Взамен вы все немедленно покинете город.

- А тебе-то что с этого? – медленно проговаривает он. – Ты знаешь, что, когда я вернусь в Коноху, я расскажу о тебе Хокаге. Мы не ждали, что Акацке снова вернутся. А наш Хокаге…

- Да знаю я, кто он, - перебиваю я. То, как он произносит «Хокаге», словно намеревается запугать меня одним только звучанием этого слова, не может не злить. – И мы больше не в Акацке. Можешь рассказать своему обожаемому Джинчуурики, что мы живы, но даже он не смеет вторгнуться на нейтральную территорию без адекватной причины на то. И я не собираюсь предоставлять ему эту причину, позволяя Хидану убить тебя.

- Ты же не думаешь, что мы дадим тебе сбежать?

- Хочешь сказать, что я должен убить тебя, чтобы ты держал рот на замке?

- Разве ты не желаешь мести?

- Если тебе так хочется поскорее испустить дух, мальчик-тень, я к твоим услугам. Но если нет, я советую тебе бежать отсюда. Мы не вернемся в Коноху. Уж точно не на твоем веку.

Он затыкается и принимается все обдумывать. Я молча наблюдаю, как он взвешивает каждое мое слово, каждую свою возможность, все «за» и все «против». Умный мальчик вырос в умного мужчину, и в конце концов он кивает.

- Мы уедем через час. И я надеюсь никогда не встретить тебя снова.
И с этими словами он уходит.

Я медленно направляюсь обратно в гостиницу. Тени спадают на мои мысли. Это столкновение сулит одни только неудобства. Даже если Коноха не начнет охоту на нас, придется затаиться еще на несколько нет. Если Хокаге вздумается отправить в другие страны предупреждения о нашем присутствии, останется пара жалких клочков тех земель, на которых нам не будет грозить постоянная опасность.

Может быть, стоило бы убить этого коноховского приблудыша, чтобы выиграть немного времени, но – нет. Это быстро навлекло бы на нас гнев всей Страны Огня. Пятнадцать относительно спокойных лет существования рядом с Хиданом прошли так быстро. Удивительно, что нас не обнаружили раньше. И все же я не хочу, чтобы этому странному периоду моей жизни, которой я в кои-то веки доволен, пришел конец.

Когда я вхожу в комнату, Хидан сидит на кровати, привалившись к стене спиной. На его лице блуждает непривычное глубокомыслие, выглядящее немного не так эффектно за счет того, что у Хидана полон рот конфет. Коробка, лежащая у него под рукой, уже наполовину пуста.

- Веселился без меня? – небрежно спрашивает он.

- Как обычно.

- А не хочешь рассказать, че ты делал?

- Не горю желанием, - отвечаю я, и он вздыхает. Потом садится повыше и машет коробкой перед моим лицом, пока я не беру оттуда одну конфету, хотя мне не слишком хочется есть.

- Я вот че подумал, - медленно начинает он. Я смотрю только на него, и мне не нравится этот тон. – Мы тут типа сто лет не вспоминали о мести. И я придумал охуенный план.
Он явно ждет от меня какой-то реакции. Я молчу. Может ли быть просто совпадением то, что он заговаривает о мести именно сейчас?
- Так вот че! – продолжает Хидан. – Подождем еще лет сорок перед тем, как возвращаться в сучью Коноху. Они все постареют и сморщатся, а мы будем как новенькие и порвем себе жопы, смеясь над их скукоженными рожами.
Из глаз Хидана выскакивает какой-то ядовитый, жестокий хвостатый огонек, когда он наносит решающий удар:
- А это хуйло, судя по виду, уже здорово иссохло, да?

- Хидан… - начинаю я.

- Ты блядь думаешь, что я совсем тупой?

Вопрос очевидно риторический, так что я ничего не отвечаю. Долгие минуты мы проводим в молчании. Я испытываю смутное чувство удовлетворенности от мысли о том, что мне не придется мешать Хидану пуститься догонять заклинателя теней, чтобы свершить над ним правосудие. Хидан начинает ритмично стучать ногой по кровати. Похоже, существует определенный лимит времени, которое он может провести в тишине.

- Слышь, ты не думаешь, что те надо извиниться? – говорит он. – Хотя ну на хуй, лучше дай-ка я все попробую прояснить. Ты позволил уебку сбежать, да? Прикинь, если б я так сильно хотел его пиздануть, я бы уже давно это сделал. Сколько прошло времени? Двенадцать лет? Гребаная вечность.

- Пятнадцать, - машинально поправляю я. – Но это едва ли вечность.

- Это ни хуя не ответ…

- Я не хотел, чтобы ты убивал этого щенка. Коноха открыла бы охоту на нас, чтобы отомстить. А так остается крохотная надежда на то, что они оставят нас в покое. Я не хотел бы сейчас срываться с места, потому что меня более чем устраивает то, как мы живем сейчас. Может быть, нам снова придется ненадолго залечь на дно. А, может, и не придется.

Хидан обдумывает сказанное, пихая в рот еще одну горсть конфет. Похоже, он доволен сделанным выводом, потому как начинает широко ухмыляться.

- Да, мне типа тоже нравится, как мы сейчас живем. Так че, то есть ты не подумал, что я не смогу пацана отмудохать? Ты меня не поэтому послал?

- Нет, это вообще не имеет никакого отношения к делу. Я бы в любом случае был где-нибудь рядом, чтобы, если что, вложить оружие обратно в твои слабеющие руки.

- Вот мудак! Да я бы его раздавил, как нехуй делать!

В конце концов мне удается пригладить его растревоженную гордость, пообещав Хидану секс и еще конфет. Хорошо, что я всегда могу призвать к убогим приземленным слабостям Хидана, чтобы отвлечь его от неприятных разговоров.

Что до меня, то я долго не засыпаю, обдумывая все произошедшее. Пятнадцать лет не кажутся таким уж долгим сроком по сравнению с тем, сколько я прожил. Обычно я не люблю загадывать, но сейчас в голову сами лезут мысли о будущем. Останемся ли мы такими же спустя еще пятнадцать лет? Будем ли мы делать то же самое и вести себя так же? Возможно. Скорее всего. Может быть, я просто слишком верен старым привычкам, но не думаю, что это плохая черта.

Со вздохом перекатываюсь на бок и смотрю на Хидана. Он спит на животе, раскрыв рот и раскинувшись на всю кровать. Он считает себя бессмертным и при этом кричит, что пятнадцать лет – уже вечность. Кто бы мог подумать, что мы сможем так долго просуществовать бок о бок? Может, сумеем продержаться и еще многим дольше.

Этой мыслью рассуждения сегодняшнего дня заканчиваются, и я проваливаюсь в сон.


Конец

запись создана: 06.02.2013 в 14:16

@темы: чужое, слэш, наруто, перевод, мини, ангсто, фанфикшн, r

---

Я ВДРУГ НОСТАЛЬГИЧЕСКИ ВСПОМНИЛА ЭТО СВЯТОЕ БЛАГОСЛОВЕННОЕ ВРЕМЯ, КОГДА
ОХ ГАЙЗ, КОГДА МЫ СЛЭШЕМ НАВЕЛИ ШОРОХУ В ФАНДОМЕ "ДОМА, В КОТОРОМ..."

 Сэтто, помнишь эту заявку на юзер фесте? ПОМНИШЬ ЭТОТ ОХРЕНИТЕЛЬНЫЙ ТЕКСТ, КОТОРЫЙ ТЫ НАПИСАЛА?
перечитываю и сворачиваюсь в улитку макушкой к попе от счастья.
Сэт. ты. ааарарвыпаырва.

гуд олд таймс!

@темы: лулзы, just for now

---

Glee 4x13 - содержит спойлеррррры!

ПОСМОТРЕЛА. АХ. КУРТ. ВСЕГДА ЛЮБИЛА КУРТА. ЛЮБЛЮ КУРТА. хорошо, что он малость задвинул Рэйчел на место.
какой он был прекрасный, когда сказал, что ни его дурацкие шмотки, ни его милая мордашка из НЙАДИ никуда не денутся
прекрасный, немножко монументальный, пуншевый, красивый, статный Курррррт любить. БРИН ХИМ ХОУМ.

Рэйчел продолжает бесить. драма квин. прям как в песне family force 5. ЮР СОУ ДРАМЭТИК. и внезапно начало раздражать выражение ее лица во время пения. к ней в рот может поезд заехать 8с
но это я от клейновой неудовлетворенности на ней срываюсь, игнорируйте меня

Тина
ээээ
омннн

Тина, ты упоролась?
очень понтово, конечно, кидаться из "Я ДИВА Я ПАЛУЧУ ЧЕ ХАЧУ" в "о боже Блейн. Блейн. я. я все понимаю. дай мне дай мне просто дай мне хотя бы секслесс рилэйшншип". ТИНА ТЕБЕ НЕ ИДУТ ТАКИЕ БОДИ С ГОЛЫМИ НОГАМИ
ТИНА НЕТ ПОЖАЛУЙСТА
ТИНА
расстегнула ему рубашку
нет ну вы видели
ТИНА ОН ГЕЙ
ГЕЕЕЕЕЙ
GAAAAAAAAAAAAAAY

Финн.
зачем
ты
это
сделал
.
что
это
символизировало
.

Эмма внезапно была очень милая, когда расплакалась в конце. я примерно так же судорожно ляпаю голосом кляксы на вдохах, когда плачу

я просто очень жду 3х14. мне просто очень интересно, как оно все раскрутится согласно спойлерам насчет той самой 3х14 и пати по случаю свадьбы Уэммы
да, кстати, Сантана горячая :з

@темы: glee

---

напомнил Какудзу из "Полудня шелкопряда" апд спасибо за подсказку эти раздраконенные стежки на щеках, волосы и глаза священного вепря = оргазм.

NSFW! почти что прон ХиданоКакудзовый

@темы: чужое, наруто, шлик

---

ГАЙЗ ГАЙЗ, катастрофически не успеваю доперевести и дочистить четвертую главу "Вечности" D':> shame on you, shame on your cow ХДДДД"" завтра надеюсь влететь в окно часов в одиннадцать утра и все доделать-довыкладывать, мур

@темы: наруто, just for now, ангсто, фанфикшн

---

"Hardly Eternity", перевод

Я НАЧАЛА ЕГО ПЕРЕВОДИТЬ. ВСЕ-ТАКИ НАЧАЛА. АХМ.

Название: Hardly Eternity/Едва ли вечность русское название пока рабочее, как и вся эта тягомотина пока рабочая и грязненькая
Автор: Makkoska
Переводчик:  кайндхарт
Фандом: Naruto
Пейринг: Какудзу/Хидан
Рейтинг: R (у автора - M, но на НЦу, по-моему, не тянет...)
Статус: сам текст закончен, перевод - в процессе (всего 6 глав и 16 691 слов)
Саммари: действие техники Эдо Тенсей заканчивается, но Какудзу остается жив и пока что не может позволить себе умереть. У него осталось одно важное дело: освободить Хидана. POV Какудзу.
Предупреждения от автора: текст не бечен. Альтернативное развитие событий, начиная с Четвертой мировой войны шиноби. Еще я немного пошалила с Нечестивым Воскрешением, но Какудзу нужен был мне живым.
Другие предупреждения: яой, много крови, жестокость-травмы-пытки, мат и щепотка ангста.
От переводчика ( ) : итак, я в своей жизни перевела один только маленький ваншотик по Покемонам, и вдруг мне захотелось МОАР переводить буду по главам, а не скопом, на тот случай, если вдруг есть люди, которые хотели бы поскорее что-то эдакое КудзуХидановское почитать - чтобы не заставлять этих прекрасных людей ждать те ребята, которые плавали на фанкифшн.нете, знают прекрасно, какое это море флаффа и ООСа так вот, ящетаю, Хидан в этом тексте ООСной участи не избежал, но при всем при этом почему-то само фикло все равно захотелось перевести между тем, как пишут в руфандоме и в англофандоме, всегда была ОГРОМНАЯ разница, колоссальная просто, но дико интересная :з тамошняя кровь далеко не так кровава, как наша, а тамошние драмы не так драматичны. в общем, не знаю, чего это я тут растекаюсь. одно хочу сказать: ПРОЕКТ ОТКРЫТЫЙ, ОЛОЛО. это значит, что я страстно прошу вас писать о любых корявостях, любых ашипках и прочей фигне, которую вам в жизни не хотелось бы никогда больше видеть 8ззз у меня глаза мылятся, поэтому я прекрасно отдаю себе отчет в том, что могу такого понапереводить...
заранее спасибо

1. Возвращение

Снаружи дождит. Не по паре капель, которые почти не оставляют следов на земле: дождь валит такой густой стеной, что не видишь ни черта у себя под носом. Если бы не гроза, меня могли бы поймать, когда я бежал с поля боя. Вместе с другими дезертирами.

Опускаю глаза на остывший труп, лежащий рядом со мной. Я не могу опознать символ на его протекторе, но, глядя на одежду, могу предположить, что это шиноби из деревни Скрытого Камня.

Он был тут, в этой пещере, которая больше похожа на неглубокую скальную трещину, когда я заполз внутрь. Он легко мог бы одолеть меня. Думаю, что, пока я пребываю в таком состоянии, даже десятилетний мог бы убить меня одним ударом камня. Однако мой внешний вид напугал его – я был кровавый, избитый, промокший и полуголый, с разошедшимися швами, из-под которых скалились кости и мясо, - и он не смог среагировать вовремя. Поэтому я выжил, а он теперь – просто труп с кровавой дырой в реберной клетке.

Сердце, которое я отнял у него, бьется в моей груди быстро и неровно. Это слабое, слабое сердце – как раз такое, какого я мог ожидать от трусливой прячущейся собаки с заторможенной реакцией, но оно сейчас как нельзя кстати, ведь мое собственное сердце, последнее сердце, вот-вот перестанет колотиться.

Я прижимаю голову к отсыревшей стене моего убежища и пытаюсь разгрести свалку своей памяти. Воспоминания нечетки. Я помню момент пробуждения и долгую битву, и этих коноховских детишек, и несчетное количество клонов Зетсу, и других членов Акацке, даже Гинкаку и Кинкаку… Как я оказался там? Почему я был там, за что я бился? Был ли я мертв – и, что важнее, жив ли я сейчас?

На мгновение я закрываю глаза и стараюсь умостить зудящее от боли тело поудобнее, успокоить верещащую, вращающуюся канитель мыслей, хотя я и знаю, что совсем скоро должен буду пуститься в путь снова. Я должен убраться отсюда так далеко, как смогу, и так быстро, насколько это возможно. Все вопросы могут подождать до тех пор, пока я не найду безопасное место и мое сердце не перестанет пытаться издохнуть так горячо и настойчиво. Не помню, чтобы когда-либо чувствовал себя настолько паршиво. Даже тогда, когда проиграл Первому Хокаге и был брошен в ад после этого жителями своей родной Деревни.

Мне чуется, что я должен быть мертв и просто цепляюсь изо всех сил за остатки существования.

Вдруг я все же вспоминаю один-единственный момент из прошлого, когда я чувствовал себя примерно так же омерзительно. Лежал спиной вверх, и нити чакры громоздились клубками около – я больше не чувствовал их энергии в себе. И эта паскуда с Шаринганом возвышалась надо мной, собирая пальцами хвост пульсирующей молнии, готовясь нанести последний удар.

Я не могу вспомнить, что именно он говорил – слова будто текут ко мне из глубины воды, - но я знаю, что он смеялся. Я проиграл, он выжил. Несмотря на то, что его собственной заслуги в этом было мало: его спас тот мальчишка. Девятихвостый.

Теперь мне становится ясно, что я был мертв, а потом призван обратно. Скорее всего, призван Орочимару, подсказывает подсознание, это похоже на его технику, но до конца я ни в чем не могу быть уверен. Может быть, теперь это и не имеет значения.

Кажется, под конец Дзюцу сорвалось – или было сорвано, разве нет? Я все еще сражался, в моей груди все еще клокотали сразу три сердца, когда это произошло, а потом что-то случилось. Не знаю, почему мое существование не прекратилось в этот самый момент – я не знаком со всеми тонкостями этой техники в достаточной мере, чтобы ответить на этот вопрос. Может быть, дело в моих сердцах. Может быть, в том факте, что до своей смерти я не был человеком в полном смысле этого слова – это не так уж и важно. Важно то, что сейчас я жив, пусть мое состояние с трудом можно охарактеризовать этим словом. Я жив – и я бежал, хотя меня и будет нетрудно найти, когда закончится дождь.

Я опираюсь на колени и поднимаюсь. Приходится приложить больше усилий, чем хотелось бы. Левая рука низко висит вдоль туловища, и мне приходится взять ее другой рукой и вжать кровью в кровь, чтобы затянуть стежки и удержать ее на месте. Каждый вздох и каждый шаг колются болью, но мне нужно идти, пока кто-нибудь не поймал меня. Знаю: сейчас кругом только враги.

Я как раз выбираюсь под дождь, когда понимаю, что не знаю, куда мне идти. Может, стоит поискать какое-нибудь пристанище, где я мог бы раздобыть немного денег и слегка подлататься. Эта мысль втекает в меня слабой энергией, и после шаткого шага я делаю еще один такой же.

Должно быть, Акацке распались. Те четверо, кого я успел заметить – Итачи, Дейдара, Сасори и парень, назвавшийся Пейном, пусть и совершенно не похожий на него, - очевидно, были тоже мертвы и снова вызваны в мир живых, как и я. Еще я видел Зетсу, по-прежнему живого… и, может быть, глаза обманули меня, но вспоминается Тоби, раздающий приказы. Остаются Кисаме, Конан и Хидан. Возможно, они все еще живы – и не вовлечены в скотобойню, называемую войной.

Что говорила та белобрысая девчонка? Что-то там про Хидана, загнивающего заживо там, где они его бросили. Задумываюсь, не имели ли они в виду какую-нибудь тюрьму в Конохе. Если они победили его, но не смогли уничтожить, то, должно быть, его просто забрали с собой. Может, заперли в какой-нибудь темной вонючей клетке, когда он задрал их своими криками, проклятиями, руганью и молитвами Дзясину. Может быть, я смогу забрать его.

Эта мысль заставляет меня остановиться. Я мог тронуться умом еще сильнее? Думать о том, как бы проникнуть на вражескую территорию и помочь Хидану бежать, когда я едва ли собираю самого себя по кусочкам?
Черта с два. Я просто загребу денег и исчезну на несколько лет. Вот самое разумное, что мне стоит сделать.

/*/*/*/

Когда я падаю лицом в землю третий раз за чертовы полчаса, я начинаю задумываться, далеко ли вообще сумею уйти. Сила вытекла из меня полностью. Тело отказывается подчиняться.

На самом деле, я даже не уверен в том, мое ли это тело. Я сплю короткими урывками, если вообще можно назвать сном неожиданное падение в черную трясину с каждым новым шагом, и всякий раз вспышками надо мной кружит видение о ком-то, кто пытается вернуть себе власть над этим телом. Может быть, это тот человек, которого использовали как сосуд, чтобы призвать меня обратно? Тогда ясно, почему его тело отторгает меня.

Он хочет, чтобы я подох. Я хочу жить. Пока что воля к жизни – это все, что есть у меня и что действительно принадлежит мне. Я не стану пятиться и сдаваться.
В конце концов, в чем меня и невозможно превзойти – так это в выживании за пределами человеческих и нечеловеческих возможностей.

Поэтому, игнорируя дрожь, боль и размытость мыслей, я продолжаю плестись. Если я не смогу идти, я поползу на четвереньках. Я стараюсь держаться подальше от дороги, и пока мне везет на отсутствие неожиданных встреч. Мне нужно больше сердец, потому что я не знаю, как долго продержится этот никчемный комок, которым я перебился в той пещере. Прошло семьдесят лет с тех пор, как я жил только с одним сердцем… Это пугает меня, хотя, с другой стороны, я не уверен в том, смогу ли принять еще хотя бы одно сердце в этом рваном состоянии.

Мое сознание выкупано в такой черноте, что проходят дни, прежде чем я понимаю, что бреду обратно в Коноху.

Может, я веду себя, как призрак, которого тянет увидеть место, где он был убит. Впервые со времени моего перерождения я останавливаюсь рядом с глубокой лужей, чтобы посмотреть на свое лицо в мутном запыленном отражении. Оно более или менее похоже на то, каким было в моих воспоминаниях, разве что кажется более худым, усталым и потрепанным. Я замечаю только одну перемену: глаза. Налитые кровью белки теперь дымные и черные, давящие контрастом рядом с ядовито-зеленым. Это очень невнятная перемена: в любом случае, она не объясняет того, какого черта я возвращаюсь, хотя давно решил этого не делать.

Я думаю, что, раз уж я забрался так далеко, есть смысл немного поползать по месту моего последнего поражения. Возможно, там я узнаю что-то о моем бывшем напарнике… И потом тогда решу, что делать дальше.

Так что я продолжаю идти, едва ли вспоминая о пище или воде. Я сплю урывками, но чаще пытаюсь избегать сна, потому что человек, чье тело находится сейчас под моей властью, необыкновенно приставуч и все время возвращается, и всякий раз, когда ноги отказываются держать меня дальше и я смыкаю веки, на меня давит страх больше не проснуться.


/*/*/*/

Я не знаю, как долго плетусь до своей точки невозврата. Руководствуясь своим теперешним изуродованным чувством времени, могу сказать, что прошло несколько дней, но с таким же успехом это могли бы быть и недели. Я чувствую узел волнения в животе и понимаю, что нашел то самое место. В земле все еще сохнет огромная яма, в которую я рухнул от атаки того Джинчуурики.

Я не задерживаюсь здесь надолго. Неважно, как долго я отрицал эту мысль до сих пор, но приходит время признать, что на самом деле я пришел сюда искать какие-либо следы, которые могли бы указать на судьбу Хидана.

В лес меня утаскивает тяжелая сила, намагниченная, невидимая. Должно быть, она соединяет этого гребаного сектанта и какую-то часть меня, потому что я очень быстро нахожу его следы.
Я пялюсь на рыхлую землю. То, что я вижу, похоже на сухой колодец, забросанный песком и камнями. Хидан там, внизу – чувствую, как вырастает и сжимается вокруг меня его чакра, похожая на сердцебиение. Это очень слабый сигнал, но достаточный для того, чтобы понять, что он там – и он жив.

У меня нет ни оружия, ни чего-либо на замену, поэтому я применяю технику Укрепления Кожи и начинаю рыть голыми руками. Волны чужой чакры и напряженность физической работы заставляют голову идти кругом. Я едва ли разрыл почву хотя бы на глубину ладони, когда вдруг ощущаю движение сзади и умудряюсь уклониться. Я дико удивлен, что моим врагом оказывается не человек, а животное – должно быть, какая-то порода оленей.

Олень пускается наутек, как только я уворачиваюсь от его прыжка, и останавливается между двух тонких деревьев на другом конце поляны. Рядом с ним вырастает еще несколько таких же. Они похожи на систему предупреждения, на сигнализацию, и мне остается надеяться, что их хозяева сейчас по горло заняты войной. Нужно торопиться.

К несчастью, настолько помятый, я чудовищно долго не могу управиться с раскапыванием мерзкой ямы, и я проклинаю это чужое, слабое тело и бледное сердце всякий раз, когда мне приходится останавливаться, чтобы передохнуть и не отключиться в самый неподходящий момент. Наконец, я различаю первый признак того, что я рою в правильном месте: это рука. Я вижу кольцо, надетое на указательный палец, сидящее сразу под ногтем, покрытым облупившимся лаком. Оно запачкано грязью так сильно, что я не могу разглядеть написанный на нем иероглиф, но я знаю, что он означает «три». Я тащу кисть на себя, чтобы попробовать, насколько глубоко застряла Хиданова рука, но внезапно выдергиваю ее без всяких усилий.

Какое-то время я глупо смотрю на свой трофей. Это левая рука Хидана, в этом нет никаких сомнений, но она заканчивается обкусанным запястьем с порванной кожей. Я смотрю под ноги и вижу клочок плаща, заваленный песком и камнями. Разгребая землю, понимаю, что то, то укутано в плащ – это верхняя часть груди Хидана, шея и плечи. Он разбит на куски. Они разорвали его в клочья и захоронили в этой безымянной земле. Понятно, почему он не мог выбраться.

Внезапный клекот злобы прошибает меня вдоль позвоночника. Несмотря на то, что примерно такой судьбы я и желал этому идиоту чертову тысячу раз, я все равно понимаю, что они не имели права поступать с ним так. Они знали, что после всего этого Хидан все еще будет жив? Скорее всего, знали.

Теперь я рою быстрее: мой гнев придает мне сил. Да будут прокляты эти коноховские мрази, да будет проклят и Хидан в придачу, за то, что позволил провести себя и встретил такой конец. Если бы он не был таким полудурком и не отделился бы от меня во время битвы, ничего этого не случилось бы. Ни с ним, ни со мной.

Горячая ярость растет выше и выше, пока я раскапываю все новые и новые части тела моего тупого напарника. Я складываю куски плоти на краю ямы и мысленно готовлюсь к тщательному, кропотливому сшиванию их воедино. Мне приносит неожиданное облегчение понимание того, что все части тела целы и не пожраны насекомыми. Они сочатся кровью и в местах разрывов искрошены в кашу: я вижу обломки костей, остро прорывающих кожу и плевры внутренних органов. И все же они теплые, в них ворошится жизнь, и я не могу побороть в себе восхищение перед завораживающей силой, которая поддерживает в Хидане жизнь даже в таком состоянии. Думаю, он слишком туп для того, чтобы осознать, что должен быть давно мертв, как и я слишком упрям и недоверчив, чтобы поверить в то, что это все пахнет, помимо крови, и неким божественным вмешательством.

Я нахожу голову на самом дне. Череп цел, за исключением сломанной челюсти. Глаза Хидана закрыты даже тогда, когда я поднимаю его голову за волосы. Я подношу ее на уровень собственных глаз. Под его веками угадывается суматошное движение, как будто бы Хидан спит.
Голову я бросаю к остальным частям тела и сам выбираюсь из ямы следом.


/*/*/*/

Тело Хидана – жуткая кроваво-костяная головоломка. Я трачу еще какое-то время на то, чтобы упаковать все эти ошметки в Хиданов плащ и оттащить подальше от края ямы, надеясь, что ничего жизненно важного я не оставил в земле.

Собирать его – медленная и утомительная работа. Ему сильно повезло, что я знаю анатомию до мельчайших подробностей, иначе я не смог бы снова сделать Хидана целым. В то же время навыки, которые я нарабатывал годами, возвращаются шатко и неохотно. Я на грани истощения. Руки трясутся, когда я покрываю Хиданову кожу стежками. Мне хочется погаснуть, отключиться.

Я не помню, когда я в последнее время ел, пил или спал. Желудок сходит с ума от одной мысли о еде – либо же от вида теплого дрожащего сердца, которое я сжимаю в ладони. Трубки сосудов, которые должны качать в этом сердце кровь, оборваны, и все же оно продолжает плаксиво колотиться под моими пальцами. Может быть, мне стоит забрать его себе – я задумываюсь о том, перестанет ли и оно когда-либо биться или будет вечно стрелять в моей груди. Но сама идея о Хидановом сердце внутри меня вызывает омерзение. Отвратительно. Вкладываю его Хидану в ребра, туда, где ему самое место, смотрю, как оно кровит и вживляется без какой-либо помощи с моей стороны.

Я штопаю грудную клетку, и остается приделать только голову. С этим справляюсь быстро, и наконец-то, - наконец-то я закончил. Стертые рваные края ран, может быть, совпадают неидеально, но я уверен, что безумная способность Хидана к восстановлению излечит и это. Важно то, что теперь он относительно цел, жив и дышит, несмотря на то, что его тело выглядит даже хуже, чем мое со всеми его стежками, швами и кусачими шрамами, лежащими крест-накрест.

Я сделал все, что хотел, и силы стекают из меня в песок – я падаю. Пытаюсь сопротивляться, потому как не уверен, что одержу верх в отчаянной схватке между мной и владельцем этого тела, преследующим меня. Я не могу подохнуть сейчас, после того, как спас Хидана. Это было бы непростительно глупо.

Я цепляюсь зубами за эту мысль, когда тьма все же запрыгивает мне на спину.


/*/*/*/

Я просыпаюсь от ощущения острых ногтей, врезающихся в мои плечи, и рук, трясущих меня так сильно, что я бьюсь затылком о землю.

Мой затянутый, расфокусированный взгляд выхватывает лицо Хидана в нескольких дюймах от моей головы. Он пялится на меня широко распахнутыми, безумными глазами, и я не вполне уверен, видит ли он что-нибудь на самом деле.

- Перестань трясти меня, - харкаю я. Голос слабый, сиплый до сломчатости, и это заставляет меня попробовать вспомнить, когда в последний раз я разговаривал вслух.
Хидан отшатывается. Его взгляд приобретает некую осмысленность.

- Это правда ты, - шипит он. Чувствую холодное скольжение его пальцев на своем лице. Меня раздражает это прикосновение, но тело слишком занемело, чтобы я мог отогнать его. – Ты вернулся. Ты правда вернулся, как я и ожидал.
Его слова сочатся неуверенностью, и я думаю, что Хидан растерял последние остатки своего шаткого рассудка. Я не имею ни малейшего понятия о том, как долго он пролежал под землей, так же как и не знаю, сколько времени я был мертв. Должно быть, достаточно долго для того, чтобы сломать и более устойчивых к потрясениям людей, нежели он.

Я хочу ответить колко и остро, но это отняло бы слишком много сил. Вместо этого я закрываю глаза и проваливаюсь обратно в сон. Хидан как будто бы падает на землю рядом со мной, но возможно, что мне это только кажется.

апд: чаптер тууу! господи, не я придумываю названия, чесслово.

2. Новая жизнь

Время идет, но происходящее я вижу редкими вспышками и ничего не могу запомнить: то прихожу в себя, то снова теряю сознание.

Болит каждая клетка тела. Чувствую дикую слабость.

Сердце бухает, как молот, всякий раз, когда я вскидываюсь, просыпаясь. Во сне я сражаюсь не на жизнь, а на смерть. Но мне придется победить. Я обязан победить.

Жажда.
Рука придерживает мою голову, под язык льется холодная вода. Я хриплю, пока пью.

Голод.
Мясо, которым меня кормят, наполовину сырое, но я все равно глотаю большими скользкими кусками.
- Оленина, - замечает позади меня чужой голос с мрачным смешком.

Холод.
Я лежу под грязным плащом. Чувствую, как несет от него сырой землей и кровью. Чувствую тепло чужого тела рядом, когда мое собственное начинает дрожать.

Понемногу до меня доходит, что это Хидан неусыпно бдит надо мной, и одно только осознание этого факта начинает постепенно приводить меня в чувство.

Я стараюсь собрать мысли в кучу. Думаю, что мы остановились на маленьком расчищенном пятачке леса, куда я приволок куски тела Хидана, и даже не могу прикинуть, как давно мы здесь. Похоже, что Хидан не отходит от меня ни на шаг, хотя должен же он время от времени выбираться затем, чтобы поохотиться и набрать в ручье воды. Выходит, что он куда более приспособлен к жизни, нежели я о нем думал.

Он продолжает болтать, даже не зная, что я очнулся. Что ж, это мало чем отличается от нашего типичного общения: он треплется, я отвечаю молчанием, думая о своем. Сейчас заняться мне больше нечем, и я внимательно вслушиваюсь в его трескотню.

Странно, что он почти не упоминает Дзясина – ну, кроме жизненно необходимой пары раз. Мелет какую-то чушь о наших противниках, обо мне, о мести, о черноте дней, проведенных под землей, обо мне, о плюсах и минусах бессмертия, снова обо мне… Если быть честным, это слегка нервирует. К тому же, иногда он просто ложится рядом со мной и раз за разом повторяет: «Ты вернулся».

Однажды, когда его так заедает на целый час, у меня лопается терпение.

- Да заткнись ты уже, - сиплю я. – Совсем свихнулся?

Хидана дергает от неожиданности, и он садится. Только что он лежал бок о бок со мной, и теперь, когда он вскакивает, становится холодно.

- Очнулся! – зрачки у него огромные, разросшиеся почти на всю радужку. Он даже выглядит более или менее безобидным, хотя я знаю, что это - самый грубый обман. – И давно ты не спишь?

- Достаточно давно для того, чтобы желать снова заснуть, - рычу я. Горло жесткое и шершавое, как наждак. На лице Хидана проступает раздражение, и он наконец-то делается похожим на самого себя.

- Во мразь, я же переживал. Думал, ты совсем сдох. Мы неделю тут торчим, а ты едва дергаешься. Что с тобой, блядь, произошло? И какого хера ты так долго не мог меня вырыть? И сколько я, бля, вообще там провалялся? Что у тебя с глазами – и какого хуя, судя по звукам, у тебя осталось только одно сердце?

- Ты что, прислушивался к моему сердцебиению? – спрашиваю я, потому что у меня нет ответа ни на один из его вопросов. Если бы я знал Хидана хуже, мог бы поклясться, что он теряется с ответом. – Принеси мне воды и отвали. Совсем скоро мы должны будем уйти, и до тех пор мне надо отдохнуть.

Он бубнит вполголоса что-то, что я не могу различить, но приносит мне воду. Замечаю, что тащит он ее не в кружке, а в полой выдолбленной ветке. Поднимаю глаза на Хидана и замечаю, что он абсолютно голый.

- Че? Кончай пялиться. Все, что у меня осталось – это гребаный плащ, который я все равно отдал тебе.

- Смотри-ка, какую ты обеспечил себе милую первобытную жизнь. А почему не раскрасил себя племенными татуировками и не вставил кость в нос?

- Ты, блядь, нравился мне больше, пока валялся без сознания.

Я не собираюсь удостаивать его ответом – мне приходится приложить максимум усилий для того, чтобы унять дрожь в руках и не расплескать воду. Напившись, я снова ложусь на землю, в этот раз думая о возможных кошмарах с меньшим испугом, нежели раньше. Хидан несет какую-то чушь. Когда ему кажется, что я заснул, он забирается под плащ и вжимается в меня. Нет сил на то, чтобы отпихнуть его. Кроме того, приятное тепло, исходящее от его тела, успокаивает.
Я слышу, как он бормочет: «Ты вернулся», - и снова проваливаюсь в черноту сна.


/*/*/*/

С каждым днем все дольше и дольше мне удается продержаться в сознании. Моя сила возрастает. Хидан продолжает таскать мне воду и мясо, если я попрошу, и также продолжает раздражать меня до смерти, не спрашивая моего разрешения. Из него сыплются вопросы, на которые я не могу ответить.

- Так что, Акацке конец? Если ты выжил после этой техники, может, выжил и еще кто-нибудь.

- Вряд ли. Они для этого были слишком… смертны.

- Даже пацан-кукла?

- Сасори призвали в его собственное тело. Человеческое тело, - поясняю я, глядя в пустые Хидановы глаза.

- А че, у него оно было?

- А ты действительно тупой.

- Не, хорошо, что он сдох. Он ебанутый какой-то был.

Я не говорю ему, что Сасори вызывал у меня симпатию. Иногда мы сталкивались в штабе и проводили какое-то время в компании друг друга. Нам обоим частенько хотелось отдохнуть от наших назойливых напарников. Мы едва ли перекидывались парой слов: я обычно читал, а он был занят своими куклами. Он обладал одним редким даром: умел молчать. Не думаю, что могу называть наши отношения дружбой, но если бы меня попросили назвать хотя бы одного человека в Акацке, который не вызывал бы у меня раздражения одним своим присутствием, я упомянул бы Сасори.


/*/*/*/

Спустя еще несколько дней я говорю, что готов отправиться в путь.

- Че, серьезно? – саркастично спрашивает Хидан, не сводя взгляда с моих трясущихся рук. Я не вполне уверен в том, что говорю, но мы просто не можем себе позволить задерживаться здесь, а потому приходим к выводу, что пора выдвигаться завтра утром.

- И куда мы пойдем? – говорит Хидан, напяливая оставшиеся от своего плаща лохмотья. Наружу торчат его грудь и ноги, но по крайней мере он больше не голый. К несчастью, у меня одежды не прибавилось со времен моего бегства. Становится холодно.

- Для начала просто уберемся отсюда куда подальше, - я даже не спрашиваю, пойдем ли мы вместе. Сейчас, если мы хотим выжить, нам нужно объединиться. Как только мы приведем себя в порядок, наши пути разойдутся.

Тело Хидана, похоже, полностью восстановилось. Я помогаю ему снять швы и вижу, что его жуткие шрамы рассосались до тонких розовых полосок, перечеркивающих кожу. Пальцем я прослеживаю самую широкую полоску, пролегающую зигзагом от яремной вены до бедренной кости. Здесь был последний шрам, оставленный мной как раз перед тем, как я приделал Хиданову голову, и после того, как я вложил его сердце на место.

Я завидую: мне еще ждать и ждать до тех пор, пока я снова не стану чувствовать себя нормально. А Хидан уже почти как новенький.

Опустив голову, замечаю на себе странный взгляд Хидана. Он хватает меня за руку, когда я хочу убрать ее от его живота.

- Я еще даже не поблагодарил тебя, - говорит Хидан с такой убийственной искренностью, что меня начинает мутить.

- Да, но ты всегда был неблагодарным куском дерьма.

- Иди на хуй, Какудзу, - огрызается Хидан и исчезает где-то. Я прячу усмешку. Препираться и переругиваться с ним куда проще, привычнее, потому что я понятия не имею, что делать со всеми этими его внезапными «спасибо».

Скоро Хидан возвращается, и на нем – ни следа утренней злобы. Он пытается поджарить (на деле – сжигает дотла) последний кусок оленины.
Доедая, надеюсь, что в следующий раз, когда мы будем есть, пища будет несколько приличнее.

С наступлением темноты он стаскивает плащ, падает рядом со мной на землю и укрывает нас обоих.

- Че? Яйца отморозить хочешь, бля? – спрашивает он, когда я вопросительно вскидываю брови.

Многим позже я слышу, как он шепчет это свое «ты вернулся» и думаю, уж не означает ли оно в этот раз «спасибо».


/*/*/*/

Нам невероятно везет встретить двух генинов на пути к деревне, так что вскоре мы получаем возможность обзавестись более или менее приличной одеждой, а наши карманы немного пополняются деньгами. Теперь в моей груди бьются три сердца. Они далеки от идеала: одно принадлежит стихии Земли, два – стихии Воды, и все три оставляют одинаково скверное впечатление. Я все еще слаб, но теперь, по крайней мере, в состоянии перебороть кого-нибудь пострашнее пары генинов.

Мы заказываем комнату в гостинице, достаточно убогой для того, чтобы никто не захотел поинтересоваться причинами нашего потасканного внешнего вида. Я думаю, что мы все равно рискуем – в конце концов, мы так и не выбрались за пределы Страны Огня, и, хотя ничто больше не указывает на нашу принадлежность к Акацке (лохмотья Хиданова плаща и наши протекторы остались далеко позади, рядом с телами генинов), до сих пор имеется вероятность, что кто-нибудь нас узнает.

Но меня сейчас слишком легко соблазнить мыслями о душе, нормальной постели и о какой-нибудь еде, отличной от полусырого оленьего мяса. На улице и в холле гостиницы я отчаянно пытаюсь перехватить хоть какой-нибудь слух, но никто не говорит о том, закончилась ли война и, если ответ положительный, кто одержал победу.

Всю ночь мы разговариваем о мести. Я говорю Хидану, что пока мы не можем вернуться и устроить в Конохе резню. Придется подождать, возможно, не один год, прежде чем мы сможем объявиться и ударить тогда, когда они будут меньше всего этого ожидать.

Он соглашается на удивление быстро. Пожалуй, столь длительное заточение под землей неласково утолило его жажду крови.

- Пацан, управляющий тенями, - выплевывает Хидан, глядя перед собой ничего не видящими глазами, широкими, как мосты, - и его блядские приколы. Недели, годы – мне похуй, но в конце концов я все равно отправлю его к Дзясину-сама и позабочусь о том, чтобы ему было так больно, насколько это вообще возможно.
Упоминая имя своего обожаемого бога, Хидан однобоко ухмыляется. Это почему-то привлекает мое внимание, хотя я не задаю ему ни единого вопроса. Хидан перехватывает мой взгляд, но истолковывает его по-своему.

- Ты же тоже жаждешь мести, Какудзу, да? Че этот урод сделал, чтобы поиметь тебя?

- Не он меня поимел, - просто отвечаю я. – Ему помогли.

- Че? Кто, бля, помог?

- Джинчуурики, о котором говорил Дейдара. Он уничтожил сразу два моих сердца с одного удара.
На мгновение я умолкаю, задумавшись о том, что треплет меня за душу всякий раз, когда я вспоминаю о событиях того мерзкого дня.
- Кстати говоря, перед тем, как он атаковал, еще одно сердце погибло само по себе.

- Это как? – голос Хидана резко и остро взлетает ввысь.

- Как будто незримая сила пробила его насквозь.

- Вот блядь, - мычит он и отводит глаза, подтверждая мои подозрения.

- Тупая ты паскуда, - скалюсь я на Хидана. – Мало того, что ты позволил себе отделиться от меня, так еще и уничтожил мое сердце. Это все твоя вина.

- Нечестно, бля! – орет он. – Им просто повезло! Не такими уж они и охуенно сильными были, эти обмудки…
В этом он прав. Мы не раз побеждали и более сильных врагов.
Но сейчас этого недостаточно, чтобы пригладить встопорщенную шерсть моей злобы.

- Даже не думай уклониться от ответственности, - мне нравится то, как он шагает назад, стоит мне встать на ноги. – Я привык к тому, что ты вечно вляпываешься в какое-нибудь дерьмо, но в этот раз ты потащил меня за собой – и посмотри, что из этого вышло.

- Ой, кончай очковать, Какудзу, - Хидан фыркает, и вспышка неуверенности на его лице быстро сменяется негодованием. – Я жив и снова цел, и ты тоже вернулся, че бля, или я не прав? Мы снова на ногах.

Я собираю пальцами воротник украденной рубашки, которая надета на Хидане, и бью его о стену. Может, мне и не хватает привычной силы и скорости, но его голова встречается с камнем с потрясающе сладким глухим хрустом.

- «Вернулся» ? А ты можешь представить себя на моем месте и прикинуть, как и кем я себя сейчас чувствую?

- Ебать, откуда б мне еще знать, - он брыкается, - когда ты ни хуя мне не рассказываешь? Ты приперся, ты вырыл меня, но не потрудился посвятить в детали, че, не так что ли? Как по мне, ты все такое же старое вонючее дерьмо, как и всегда.

- Это. Даже. Не. Мое. Гребаное. Тело, - говорю я и на этот раз приподнимаю его над полом перед тем, как вдавить его тупую голову в стену.

- Че за хуйня? – визжит Хидан. – Посмотри на себя, - и неприятно запускает пальцы между влажными швами на моих руках. – Ты весь такой же, как и был, че за заявы про «не-твое-тело»?

- Только потому, что ты такая бестолочь…

- Знаешь че, Какудзу? – Хидану удается меня перекричать. – Думаешь, один ты тут такой, блядь, обиженный? Те че кажется, мне в кайф было в этой яме лежать? Я молился, чтобы Дзясин-сама освободил меня, но он не услышал этого. Потом я молился, чтобы он убил меня, но он не слышал и этого тоже. Потом я ждал тебя, но че-то как-то нихуя. Я думал, что ты тупо оставил меня гнить, потому что ты сука весь такой крутой, сильный, думал, хера с два тебя кто-нибудь победит. Потом зассал, что тебя все-таки убили, а я буду зарастать дерьмом и плесенью в своей вонючей дыре до скончания времен. А потом ты приполз, вытащил меня и чуть не подох на моих руках, старая ты жопа…
Хидану не хватает воздуха, чтобы договорить. Он жадно глотает и неотрывно пялится на меня.

Я чувствую себя странно после его монолога, а потому разжимаю пальцы.

Я мог бы гавкнуть в ответ, что я был мертв - и вот почему ему пришлось ждать так долго, и что он должен быть мне благодарен за то, что я вообще вернулся. Но внезапно я чувствую себя уставшим настолько, что последнее, чего я мог бы желать – это продолжение нашей бессмысленной перелайки. Все это слишком напоминает мне старые, давно забытые времена, и начинает казаться, что тех странных недель, которые мы прожили после того, как я откопал Хидана, не было вообще.

Не говоря ни слова, я отхожу от него и ложусь на кровать. Хидан плюется ругательствами, иногда слегка повышая голос, чтобы я точно понял, кого он так ненавидит.
Когда ему не удается дождаться моей реакции, Хидан затыкается и тоже ложится спать.


/*/*/*/

Хидан мечется во сне, щерит зубы, мямлит что-то и иногда низко воет. Ему снится какой-то немыслимо жуткий кошмар. Мы живем в этой гостинице уже вторую неделю, а каждую ночь с ним повторяется одно и то же. Мне немногим лучше. Когда бы я ни задремал, возвращаются сны о человеке, чье тело сейчас принадлежит мне. Просыпаясь, я чувствую, как кипит в запястьях горячая пульсация, а сердца раздирает тоскливый страх проиграть ему в следующий раз.

Может, поэтому я никогда не пытаюсь разбудить Хидана – его метания помогают мне не засыпать. А может, мне просто нравится видеть, как он страдает, и знать, что я не один. Я никогда не спрашиваю, что ему снится – ответ все равно очевиден.

Вдруг он вскидывается, проснувшись, и садится в постели. Его громкое дыхание кажется маслянисто-ярким в тишине нашей тусклой комнаты. Мое дыхание низкое и ровное, глаза приоткрыты. Мы снова снимаем дешевую комнату – терпеть не могу растрачивать деньги попусту, к тому же нам едва ли есть, что растрачивать. Занавески на окнах такие тонкие, что в свете луны мне хорошо виден Хиданов силуэт.

Какое-то время он сидит, замерев, подтянув пружинные колени к груди и уткнувшись лицом в руки. Потом резко распрямляется и одним скачком оказывается около моей кровати, проскальзывает, точно змея, под мое одеяло. Я слишком удивлен, чтобы отреагировать вовремя, и чувствую его горячее голое тело, плотно прижатое ко мне. Он успокаивается и делает глубокий выдох, и вдруг я расслабляюсь следом за ним.

- Ты вернулся, - шепчет он.

- Естественно, - отвечаю я быстрее, чем могу придумать хотя бы одну хорошую причину для того, чтобы продолжать притворяться спящим. Хидан дергается, но не отстраняется.
В последнее время мне постоянно холодно, поэтому жар, которым сочится его кожа, приятен. Становится душно, но мне наплевать.

Просыпаюсь я на рассвете, и первой мыслью становится осознание того, что я проспал несколько часов без обычных ночных кошмаров. Это так неожиданно, что до меня не сразу доходит, отчего я вообще проснулся.

Хидана трясет, его таз двигается вверх и вниз, пока он втирается членом внутрь моего бедра. По его дыханию, быстрому, энергичному, чувствуется, что он уже проснулся, а не исступленно трахает матрас во сне. Он лежит у меня под боком, перебросив через меня руку и ногу и вжимаясь лбом в мое плечо. Должно быть, ночью было чудовищно холодно, если я не проснулся от того, как мы с ним сплелись.

Я хочу оттолкнуть маленькую злобную тварь, но вместо этого рука соскальзывает на Хиданову поясницу. На крохотную долю секунды он замирает, а потом я чувствую кривую ухмылку поверх своей ключицы. Он продолжает пихаться в меня бедрами с небывалым остервенением и роняет какие-то слова, разбирать которые у меня нет ни малейшего желания.

Я никогда в жизни не был более пассивным во время секса. Хидан самоудовлетворяется, а я просто оказался под боком – вот и все, что сейчас происходит. В глубине души я понимаю, что мог бы счесть его поступок дерзким и достойным гадкого восхищения, но голова у меня сейчас слишком пуста, а тело – слишком безвольно. Физически приятно и жарко от того, что Хидан так близко, но я не чувствую никакого энтузиазма, я все еще чрезвычайно слаб.

Лбом Хидан с силой вжимается в мое плечо, его движения становятся быстрее и беспорядочнее. Он высоко и электрически-голодно выстанывает что-то, подозрительно похожее на его привычную мантру «ты вернулся», когда кончает, пачкая постельное белье.

С перекатом плеч он поднимает голову и пялится на меня, довольно и горячо улыбаясь. Вместо того чтобы врезать ему как следует по лицу за это маленькое смелое представление, я кладу руку ему между лопаток и глажу спину и ягодицы. Его рука сваливается к моему животу и, прежде чем я успеваю его остановить, заползает ниже, в простые свободные штаны, которые я надеваю перед сном.

Хидан корчит недовольную гримасу, когда чувствует, что я вял. Он пытается погладить меня по члену, что, в сущности, не так уж и неприятно – бесит меня то, что я не могу отреагировать на его касания.

- Хидан… - начинаю я.

- У тебя не…

- Я мертв уже чертову прорву лет, идиот. Чего ты ждал?

- О, - говорит Хидан и прекращает нервически дергать рукой. – Значит, в следующий раз.
И он снова кладет голову мне на грудь. Его дыхание выравнивается и углубляется практически сразу. Рука Хидана все еще лежит у меня между бедер.

Задрав голову, смотрю на него скептически.
Говнюк явно пристрастился на мне засыпать.

апд!

3. Назад к истокам

Я предпочитаю не считать, сколько времени мы проводим в пути, но мы все-таки добираемся до границы Страны Огня. Во время короткой передышки в окраинном городке я решаю рискнуть и посетить здешний банковский филиал, чтобы забрать полагающиеся мне деньги.

Поначалу ребята в банке не могут поверить, что это действительно я. Ничего удивительного: они никогда не видели меня без маски, а сейчас изменился даже цвет моих глаз. Похоже, до здешних мест дошли и слухи о моей смерти. Должно быть, они подумали, что теперь могут оставить мои деньги себе.

Босс настроен на дружелюбное сотрудничество, особенно после того, как я выбрасываю руки на нитях чакры и впиваюсь пальцами в глотки двух его подчиненных. Моргнуть не успеваю, как мне навстречу уже выносят чемодан, полный денег – моих денег.

Хидан ждет снаружи, привалившись к стене. Он развлекается, вызывающе пялясь на всякого, кто, проходя мимо, удостаивает его чересчур долгим взглядом. Как будто я не просил его быть тише воды и ниже травы… Он в своем репертуаре.

Я покупаю нам одежду по размеру и кое-какое барахло для того, чтобы скрасить время в дороге: в основном это книги и карты. Надолго задумываюсь над тем, не купить ли себе новую маску. В конечном итоге отказываюсь от этой затеи – я носил маску последнюю пару десятков лет, так что теперь ее отсутствие только будет мне на руку. Даже со швами на лице я буду менее узнаваем.

Я тяну до последнего, но потом все же приходится вести Хидана в магазин оружия. Его техники бессмысленны, если он не пустит кровь и себе, и жертве, так что другого выхода у меня нет. Заранее стискиваю зубы: я знаю, что его извращенные прихоти влетят мне в копеечку.

В окружении острых металлических предметов Хидан заводится, как малолетка, которому вот-вот купят его любимых сладостей. Он уже готов схватить катану, которой наверняка даже не умеет пользоваться, как вдруг его внимание привлекает кровожадный с виду гарпун, полузабыто приставленный к стенке магазина. Не могу сказать точно, что нравится Хидану больше: то ли крюки и шипы, вплавленные в лезвие, так и кричащие о том, что жертва получит максимум боли и максимум урона, то ли кричащий красный цвет, в который все это выкрашено.

Он так омерзительно очевиден в своей любви к этому чудовищу, что моя задача сбить цену становится почти невыполнимой.

Теперь, подготовленные, пусть и с изрядно потерявшим в весе кошельком, мы наконец готовы.

- А че, это типа обязательно? – гундит Хидан, когда я открываю книгу розыска в поисках жертв с самым высоким вознаграждением.

- Ты можешь проваливать, - говорю я, - но если ты остаешься со мной, будешь делать то, что я скажу.

- Съешь хуй, - огрызается Хидан, но город мы с ним все равно покидаем вместе.


/*/*/*/

Мы возвращаемся к старым привычкам с удивительной легкостью. Я убиваю тех, кто облажался, перейдя дорогу кому-то, готовому достаточно заплатить за восстановление справедливости, и гребу свои деньги. Хидан таскается за мной, высмеивает мою жажду наживы и в целом ведет себя как непомерно раздражающая куча дерьма.

У них с его обожаемым Дзясином был временный кризис в отношениях, но теперь все налаживается: Хидан снова говорит о нем, не затыкаясь, и тратит невыносимо много времени на свои идиотские ритуалы.

Когда я интересуюсь у него, в чем дело, Хидан говорит, что поначалу ему казалось, что его божок предал его, перестал откликаться на молитвы и обрек его на вечное гниение под землей.

- А потом до меня дошло, что это типа он меня проверяет. Я оказался крутым, и он послал тебя, чтобы ты меня откопал.

Я ломаю ему шею, и несколько дней после этого мы не разговариваем.


/*/*/*/

Я не утверждаю, что все остается неизменным, и дело не только в том, что Акацке больше нет. Я скучаю по Акацке, если это чувство можно так назвать – в конце концов, я был частью организации больше десяти лет. Я даже привык к плащу, хотя признаю, что лак для ногтей – это все-таки перебор.

Хидан выпендривается, говоря, что без обязательств ему проще и лучше. В адрес каждого бывшего члена организации у него находится парочка оскорблений. Когда я интересуюсь, за каким чертом он вступил в Акацке, если от нас его так сильно воротит, Хидан сначала мнется, а потом бормочет, что решил, будто мог бы набраться от меня опыта по части бессмертия. Если бы не глуповато-смущенное выражение лица, я бы ему не поверил.

- И при этом ты ни разу в жизни меня не послушал, - замечаю я.

- А все потому, что ты оказался просто куском мудилы!

- Не будь ты таким тупым, давно понял бы, что не существует такой вещи, как настоящее бессмертие.

- Ой, не пизди, Какудзу. Че с нами тогда за хуйня творится?

Отчасти мы остаемся такими же, как и прежде, отчасти – меняемся, хотя эти изменения едва ли касаются того, как мы общаемся днем.

Самое очевидное изменение – в том, как мы коротаем ночи. Споры и перепалки предназначаются светлому времени суток. Когда наваливаются сумерки, наши кошмары возвращаются, клацая зубами, и для того, чтобы защититься, мы с Хиданом сплетаемся в тесный клубок. Это слабость, и она бесит меня, но лучше так, чем из последних сил пытаться не спать и бояться, что в этот раз выстоять не получится.

Если мы ночуем на улице, разбив лагерь в каком-нибудь богом забытом месте, Хидан старается подползти ко мне как можно ближе, так, чтобы мы касались друг друга, и иногда даже позволяет себе ткнуться головой в мои колени. Когда приходит его время стоять на стреме (обычно это вторая половина ночи, ближе к рассвету), он держит меня за плечо или руку. Я не против: похоже, что только так, касаясь друг друга, мы можем обрести покой.

Когда я отстраняюсь от него, меня преследуют одни и те же сны о смертных схватках за это тело и за свою жизнь. Я знаю, что Хидану тогда снится погребение заживо. Я не в восторге от того, как все складывается, но знаю, что могло быть и хуже. Могло бы вообще не быть никаких путей облегчения нашей участи.

Если мы ночуем в гостиницах, Хидан пробирается в мою постель. Рано или поздно я перестаю снимать номера с двумя раздельными кроватями, потому как комнаты с одной двуспальной обычно дешевле.

Не могу сказать, что мне нравится, когда он настолько близко: инстинкты кричат, что держать Хидана под боком в моменты такой очевидной уязвимости слишком опасно. Что надо положить этому конец, что, обнимаясь с ним по ночам, я делаюсь неподготовленным к атакам извне – неважно, от него или от любого другого потенциального врага.

И все же я никогда не прогоняю его. Я даже перестаю убеждать себя в том, что единственная причина кроется в ночных кошмарах. Рядом с Хиданом я чувствую себя живым. Да, сейчас я – часть мира живых, но, думается, на самом деле мне здесь не место. Я использую тело мертвеца, марширующее мертвыми сердцами. Когда Хидан не смотрит, я трогаю свою кожу и чувствую, какая она задубевшая и холодная – не такая, какой должна быть. Может, так было всегда – я не помню. Присутствие Хидана согревает меня так, как не согреет никакой дополнительный слой одежды. Приятно ощущать рядом кого-то живого, дышащего, кипуче-горячего. Хидан горит, как ожог, компенсируя этим слишком низкую температуру моего тела…

Пора признать, что я немного невменяем.

Мы отлично смотримся вместе, думаю я с горькой насмешкой. Хидан всегда был больным на голову, так что эти маленькие странности не имеют никакого значения. Он вообще делает вид, что мы с ним всю жизнь спали в обнимку.

Ему это точно нравится – по крайней мере, его постоянные попытки потереться об меня членом подтверждают этот факт. Меня это слегка сбивает с толку, но я никогда не останавливаю Хидана, как не остановил его и в первый раз. Еще одно доказательство того, что я точно не в себе.


/*/*/*/

Есть и еще кое-какие перемены. Например, мы начинаем разговаривать друг с другом. Раньше, когда Хидан трепался без умолку, я отвечал ему один раз из ста. Теперь я куда больше расположен к беседе. Между нами завязываются диалоги. Не так часто, как хотелось бы Хидану (постоянно), но – время от времени.

Месть – самая очевидная тема.

Хидан может часами нудить на тему того, что он сделает с теневым мальчишкой, как только тот попадет к нему в лапы. Ему нравится обсасывать каждую кровавую деталь. Пытки, живосечение, расчленение – могу сказать, что у него очень богатое воображение. Однажды мне приходится попросить его заткнуться, потому что мы как раз собираемся есть. Есть вещи, которые портят аппетит даже мне.

- Не будь такой жопной дыркой, - ноет Хидан. – Как будто тебе не хочется сделать то же самое с этим пугалом Какаши.

Я размышляю над тем, что он говорит. Не думаю, что кровавая расправа вызвала бы у меня такой незамутненный детский восторг, но мне было бы приятно придавить его горло ногой и заставить его поперхнуться каждым своим гребаным словом перед тем, как я вырвал бы его сердце. Я проделывал это так много раз и так наловчился, что Какаши был бы вполне в состоянии увидеть своими глазами пару последних ударов этого сгустка мышц. Может, мне стоило бы для начала отловить Джинчуурики и разделать его на глазах у Какаши. Медленно, любовно, болезненно. Последующее поколение всегда превосходит предыдущее… Ну и дерьмо.

- Ты там не помер? Че вдруг заткнулся? – спрашивает Хидан.

- Просто задумался.

- Ну, так скажи мне, бля, - он ухмыляется, - а ты б че с ним сделал?

Еще реже мы говорим о другом. Об Акацке. О том, кем мы были до Акацке. О вкусовых пристрастиях. О стоящих противниках - и это одна из тех редких тем, на которые мы можем беседовать более или менее прилично и цивилизованно.

Есть темы, поднимая которые, мы никогда не можем не разругаться. Во главе списка – религия и деньги.

Еще мы спорим о превосходстве и праве первенства, о том, сколько времени Хидан тратит на свои ритуалы, о том, сколько времени я трачу на погоню за деньгами; о том, кто должен решать, куда идти дальше и что делать, заночевать на улице или пробраться в какую-нибудь деревню; о том, что Хидан слишком несдержан в бою, о том, что я слишком сдержан в бою; стоит ли ему носить рубашку, стоит ли мне носить маску; о том, что он должен жрать гребаные овощи, за которые я плачу, а не подъедать одно только мясо (если существует слово со значением, противоположным "вегетарианцу", то это слово обозначает Хидана); о том, есть ли смысл красить ногти или это просто выдумка Конан, желающей усложнить нам жизнь; о том, что я храплю, о том, что он во сне скрипит зубами…

Приземленные, идиотские темы. Мы спорим практически обо всем. В глубине души мне это нравится. Хидан это обожает – и даже не пытается этого скрыть.


/*/*/*/

Постепенно (и куда более медленно, чем я ожидал) ко мне возвращается моя мощь. Охота за головами имеет неоспоримый плюс: так куда проще заодно раздобыть и несколько новых сердец. Я наконец получаю пять достаточно сильных сердец – их хватает для того, чтобы я мог применять все свои техники.

Я выцарапываю победу в схватке за это тело дюйм за дюймом, усердно и кропотливо. Сколько месяцев прошло с моего возрождения? Четыре или пять? Полгода? Я все еще не оправился до конца, я пока не так силен, как был когда-то. Случаются моменты внезапной слабости. Шаткий шаг здесь, неловкий жест там, и как результат – удар мимо, проваленная техника. Каждый раз, когда я ошибаюсь, меня заполняет ярость. Когда такое происходит, мне хочется разорвать это тело на миллион кусочков, искрошить каждую косточку, изорвать каждое мышечное волокно и каждую нить чакры, чтобы понять, что не смогло сработать вовремя. В такие моменты даже Хидан соображает, что лучше держаться от меня подальше.

Не только в битве я не могу контролировать собственное тело.

Неважно, ночуем ли мы в гостинице, в чьем-нибудь заброшенном доме или в мало-мальски приличной сухой пещере, Хидан запрыгивает на меня, как озабоченный подросток, и дрочит себе, цепляясь за плечи, оседлав мои ноги, невнятно выплевывая мне в грудь свои вечные «ты вернулся».

Всякий раз у меня не выходит никакой ответной реакции.

И если поначалу это было просто ничего не значащим раздражающим звоночком, теперь я здорово бешусь. Я знаю, что Хидану хочется большего, - и, пошло оно все к черту, мне тоже нужно большее.

Если бы этот идиот почаще представлял себя на моем месте, он бы понял, насколько мне неудобно. Если бы весь этот макабр не подразумевал полное отсутствие каких-либо разговоров, я бы приказал ему прекратить, а так – я никогда ничего не говорю, а Хидан ограничивается мешаниной из слов, понятных ему одному. Если бы разговоры о чувствах не были табу, мы могли бы обсудить все при свете дня. Но это немыслимо.

Так и продолжается. Однажды, когда я пребываю в чрезвычайно благостном расположении духа, я рукой помогаю Хидану кончить.

Естественно, он хочет, чтобы я сделал так еще, не раз и не два. Есть что-то садистски-приятное в наблюдении за его бессловесными попытками упросить меня потрогать его. Он вылизывает мне грудь и живот, хватает за руки и прижимает к своему паху. Когда я даю понять, что не стану больше помогать ему, он низко и зло воет от разочарования и продолжает гладить себя сам.

Наверное, я веду себя не менее глупо, чем Хидан, но я-то не получаю взамен ничего, а потому не вижу смысла просто так облегчать ему жизнь.

Однажды он заходит слишком далеко, когда хватает мои ноги под коленями и дергает их вверх, пытаясь вжаться членом мне между бедер. Я реагирую раньше, чем до меня доходит вся абсурдность этой ситуации, хватаю Хидана за голову и вышвыриваю его с кровати с такой силой, что он пролетает через всю комнату. У меня есть примерно минута до тех пор, пока он не оклемается. Пожалуй, этого следовало ожидать. Совершать такие кретинские поступки – вполне в духе Хидана.

Орать он начинает в тот же момент, когда открывает глаза. Рушится таинство тишины, и я выныриваю из мыслей навстречу его горячему гневу.

- Сучье ты ебало, это че щас такое было? Какого хуя?!

- Заткни пасть, - перекрикиваю я и встаю с кровати. – Одно дело, когда ты постоянно трешься об меня, но ты только что попытался меня трахнуть…

- Блядь, да че-то не похоже, что ты ваще в состоянии че-либо другое сделать, - перебивает Хидан с жестким металлическим смешком и глазами-копьями пожирает мой пах. Я окончательно зверею.

Он уклоняется от моего кулака и делает исполинский прыжок в сторону своего гарпуна. Чертовски дорогого гарпуна, купленного за мои деньги. Я беру Хидана за горло и вырываю игрушку из его пальцев, прежде чем он успевает сообразить, что происходит.

- Хватит, - мой голос спокоен, хотя внутри бушуют воды ада. – Можешь проваливать и удовлетворяться так, как сочтешь нужным. Соврати кого-нибудь, заставь переспать с тобой силой или приплати какой-нибудь шлюхе, мне плевать. Я не обязан развлекать тебя.

- Знаешь че, сука? Так, бля, и сделаю, - выдавливает Хидан, и его белые беспокойные пальцы вцепляются в мою руку. – Меня в край задолбало таскаться за тобой ради убийства всяких уродов и слушать пиздец какую интересную тишину. С тобой мне хуй че светит, так что завтра я уйду.

- Договорились, - говорю я и разжимаю пальцы.
Какое-то время мы молча смотрим друг на друга. Лицо Хидана в пятнах, мое – неподвижно и спокойно. Я игнорирую тянущую боль в животе. Хидан подскакивает к кровати, стаскивает с нее свое одеяло и уходит спать в ванную, не забыв оглушительно хлопнуть дверью.

Я не сплю. Какая-то часть меня сухо замечает, что мы с Хиданом разыграли потрясающе детскую и глупую ссору. Другая часть в ужасе от того, что произошло. Я точно старею, если убогие реплики Хидана могут заставить меня почувствовать себя настолько хреново. Так и получается: я старый и стерильный ходячий труп. Прекрасное сочетание.

Надо было бы избить его до полусмерти, рвать на клочки до тех пор, пока он сам не запросит пощады. Надо было выебать его этим гарпуном, трахать до тех пор, пока Хидан сам не откинется от боли. Пожалуй, так бы я и поступил в старые добрые времена Акацке. Черт знает, что сдерживает меня сейчас.

Но вместо того, чтобы выволочь его из ванной за волосы и заставить пожалеть о каждом произнесенном слове, я остаюсь в комнате и пытаюсь убедить себя в том, что один из нас должен уступить. Может, мне стоит сейчас же убраться из гостиницы, но, черт возьми, я заплатил за номер… И еще не пал достаточно низко для того, чтобы сбегать.
Кроме того, мне совсем не улыбается проводить тысячи бессонных ночей, страдая от кошмаров.

Уже давно за полночь – прошел не один час – когда открывается дверь в ванную, и оттуда бесшумно выскальзывает Хидан. Не говоря ни единого слова, он подходит к кровати, поднимает одеяло и подлезает ко мне под бок. Я пытаюсь подавить в себе желание обнять его, но он елозит носом и губами по моей шее, и в конце концов я сдаюсь.
Как только моя рука тесно ложится поперек его спины, он удовлетворенно вздыхает.

- Убожество, - громко говорю я, подразумевая нас обоих и всю ситуацию в целом. Хидан сопит.
Я уже почти готов провалиться в сон, когда слышу, как он бормочет: «Ты вернулся».
И я понимаю, что это – единственное извинение, которое я могу от него получить.

запись создана: 02.02.2013 в 23:30

@темы: чужое, слэш, наруто, перевод, мини, ангсто, фанфикшн, r